После завершения первого этапа экспедиции в Южно-Китайском море наше уставшее судно доверчиво привалилось полуржавым бортом к какому-то совсем ржавому сухогрузу-иностранцу в порту Хайфон. Этот порт самый крупный, самый вонючий и грязный на всем протяжении узкой ленты Вьетнама. Но это ближайший порт к Ханою – столице страны.
     Из Ханоя приехали четверо вьетнамских специалистов, которых мы берем с собой в рейс на следующий этап экспедиции. Потому-то мы и зашли в этот порт. Порт настолько загружен, что не нашлось свободного причала даже советскому научному судну. А великий Советский Союз у властей Вьетнама был самой почитаемой страной в те уже далекие годы.

     Мы с ребятами сидели у меня в каюте и тихо посасывали выдаваемое в тропиках сухое вино, ожидая, когда нас повезут на прием.
     Вдруг за иллюминатором загремели выстрелы. Один, два, три! Мы выскочили на шлюпочную палубу и увидели, как маленький вьетнамец в военной форме что-то быстро лопочет нашему вахтенному матросу, который сгреб в охапку этого защитника границы. Пока мы скатились по трапу на главную палубу и подбежали к обнимающейся паре, подошли еще два пограничника, волоча за ремни свои автоматы.
     Оказалось, к нашему борту с открытой стороны подошла джонка, и два юных “бизнесмена”, забросив кошки, взяли на абордаж наш пароход. Они в поте лица отпиливали от бухты кусок толстенного швартового каната, когда их заметил пограничник и открыл стрельбу из пистолета. Мальчишки в свободном полете покинули негостеприимный борт.

     Пограничники достали наши советские сигареты и, улыбаясь, предложили нам. Когда же мы стали высказывать свое возмущение о возможном убийстве старшему наряда, неплохо говорившему по-русски, он что-то проквакал своим друзьям. Те сразу нахохлились, повесили автоматы на плечи и стрелявший пограничник гневным голосом выдал целую тираду старшему. Тот перевел:
     - Вы в нашей стране и должны подчиняться пограничникам. Иначе мы вас арестуем.
     То ли шутка, то ли нет. Я не стал выяснять, а решил снять возникшее “международное” напряжение и пригласил их в гости. С серьезным видом они пошли следом за мной. Когда поднялись в каюту, они о чем-то быстро заговорили, и старший улыбаясь во всю ширину круглого лица, заявил:
     - Пограничная служба порта приносит свои извинения капитану за стрельбу на борту советского научного судна.

     Вот так-то. Размеры и интерьер каюты охладил воинственный пыл пограничников. Они приняли меня за капитана, то есть за власть, и сразу зауважали. Кстати, только в странах социалистического содружества выставляли пограничные наряды прямо на борту судна. Так было в ГДР, так здесь – во Вьетнаме. Чем больше любят, тем больше людей с автоматами. Я не стал их разубеждать, а, сделав кислую физиономию, указал на дверь. Инцидент исчерпан.

     Наконец позвонил дежурный командир (дежурный по судну от научного состава) и сообщил, что машины поданы, и нас ждут на причале. Без транзитной визы мы бодренько пересекли соседнее судно (оно было под панамским флагом) и спустились на вьетнамскую землю. Она была усыпана скользкой кожурой бананов, манго, палками сахарного тростника, скорлупой кокосовых орехов и еще Бог знает,вонючей кожурой каких-то фруктов. Время уже шестой час вечера, но багровое гогеновское Солнце все еще высоко и беспощадно. Влажность как в протвинской парилке, когда ТЭНы работают плохо. Размякший асфальт излучает неповторимый букет запахов солярки, прогорклой копры, гнилых бананов и манго. Обильный выхлоп двух старых “Волг” дополняет этот букет родным запахом несгоревшего бензина. Из открывшейся дверцы первой машины раздался голос капитана:
     - Владимир Дмитриевич! Давай сюда, а ребят во вторую машину.

     Я быстро влетел в чуть прохладный салон и втиснулся на сиденье. Легкая рубашка противно прилипла к телу. После комфорта прохладной каюты даже за эти несколько минут тело покрылось потом. В машине много народу. Рядом с капитаном Зуй – содиректор советско-вьетнамской лаборатории по тропическим циклонам. На переднем сиденье наш консул. Вчера он нас встречал в порту и покинул судно после полуночи в весьма веселом состоянии.

     - Всем привет! А почему двигатели работают? – спросил я, чтобы завязать разговор.
     - Чтобы кондишен работал. Аккумуляторы сели, а новых не дают - ответил консул.
     Я задел больное место у дипломата и породил его монолог о несчастном житье-бытье советского торгпредства здесь, в Хайфоне.
     Машина тем временем крутилась по узким коридорам среди контейнеров, мешков, пиломатериалов и гор металлолома по бесконечным причалам гигантского порта. Наконец выбрались из лабиринта складов и грузов и остановились у шлагбаума проходной с вооруженной охраной. После проверки паспортов нас выпустили в город. Машины на довольно большой скорости покатили по улицам, сплошь забитым велосипедами. Улицы скорее напоминали широкие аллеи. Дома скрываются плотной чередой деревьев, лишь изредка проглянет двух- или трехэтажный кирпичный дом.

     По всей ширине улицы-аллеи двигаются навстречу друг другу два потока велосипедистов в больших, конических шляпах из рисовой соломы и ярких разноцветных косынках на шеях. За рулем велосипедистов в равном количестве и мужчины, и женщины. Все они что-нибудь или кого-нибудь везут. Одни нагружены выше головы корзинами, коробками или снопами сахарного тростника. Другие – везут своих жен, детей или подружек. Изредка проносятся мотоциклы и уж совсем редко автомашины. Если смотреть через прищур, то эта сплошная движущаяся в одну сторону масса велосипедистов выглядит как колышущаяся лента, сотканная из кружков шляп. А навстречу ей движется сплошная масса узкоглазых, круглых, молодых и старых, веселых и грустных лиц вьетнамцев. Впечатление такое, что сейчас наша машина собьет кого-нибудь. Но в последний момент то ли велосипедист, то ли наш шофер лихо избегали столкновения. Это было завораживающее зрелище.

     Наконец машина подкатила к весьма изящным металлическим воротам, и после очередной проверки мы въехали в парковую очень красивую зону. Деревья здесь были подвергнуты художественной стрижке. Одно лиственное дерево изображало голубя, другое - египетскую пирамиду, третье - сидящего на стульчаке человека, по-видимому, какого-то бога. Фантазия лиственных архитекторов была неуемна. Но, нужно отдать должное, исполнение было по-восточному тонким.

     Проехав несколько минут по довольно пышной архитектурной алле, мы подъехали к великолепному одноэтажному белому зданию, парадный подъезд которого украшали тонкие изящные колонны и вьющаяся зелень лиан, а его боковые крылья скрывались в густой зелени парка. Как позже выяснилось, это был отель Социалистической партии Вьетнама.
     Мы вынырнули из салона машины во влажный, насыщенный дурманящими ароматами воздух и с удовольствием потянулись. Из второй машины вылезли “обнюки” и единственный киевлянин в нашей экспедиции - Анатолий Васильевич Архаров. Все мы сразу же попали в окружение весьма милых вьетнамцев. Шустрые, улыбчивые и внимательные, они каждого окружили такой заботой, что оторваться от них не было ни малейшей возможности. Даже тогда, когда я изъявил желание сходить в туалет, мне показали, куда нужно идти, и тут же ко мне прилип улыбающийся и веселый вьетнамец, который тоже захотел пописать. Я оценил их службу КГБ, хотя, может, она и называлась по-другому. Их приемы лишь в деталях можно было отличить от своего, родного советского Комитета безопасности.

     В роскошном парке, среди благоухающих, окутанных цветами деревьев стояли в П – образной форме покрытые белоснежными скатертями с россыпью тарелок, вилок, деревянных палочек, ножей и рюмок столы. Выйдя из туалета в сопровождении улыбающегося вьетнамца, я оценил ситуацию и направился к Сурженко – своему капитану. Он стоял в центре большой компании улыбчивых вьетнамцев и, как мне показалось, был растерян. Увидев меня, он оживился и, не обращая внимания на хозяев, тут же направился к центру стола, прихватив меня за руку. Среагировав на передвижения капитана, к нашему столу подошел и Витя Кармазин – содиректор советско-вьетнамской лаборатории и большой любитель быть всегда при начальстве, даже не важно, что за начальство. Следом за ним подошел наш консул. Расселись. Справа от меня капитан. Слева – консул, за ним Кармазин, Слава Королев, Толя Архаров и Сережа Петриченко.

     Прием был великолепен. Королевские креветки, размерами почти как лангусты, экзотические напитки, фрукты, бамбук и бог знает что еще. За спиной красивые, бесшумно передвигающиеся, в национальных одеждах юные вьетнамки. Как только у тебя осушается бокал, они тут же его наполняют. Такое обслуживание так понравилось россиянам, что девушкам пришлось трудиться в поте лица.

     Но вот очередь быстро добирается до меня – нужно что-то сказать от лица советской науки. Начальник экспедиции все-таки. Спич был краток. Все были довольны краткостью тоста. Но меня это не очень волновало. Мне был нужен заход на судне на какой-нибудь необитаемый вьетнамский остров.
     Поскольку вьетнамскую делегацию возглавлял начальник Гидрометслужбы Вьетнама (ранг министра Правительства) профессор Чан Ван Ан, то все свои усилия я направил на обаяние этого чиновника. Сложность была в том, что наша работа носила закрытый характер. Я не мог откровенно сказать, зачем нам нужен уединенный остров в тропической части океана. Я пригласил Чан Ван Ана посетить наше судно на следующий день. Он принял приглашение.

     На следующий день обширная вьетнамская делегация прибыла к нам на судно. Пригласив Чан Ван Анна к себе в каюту, я развернул штурманскую крупномасштабную карту. Он показал на пару маленьких близко стоящих друг к другу островков. Они назывались Чынг-Лонг. Я спросил у переводчика, что это значит. Оказывается, Чынг-Лонг это - Два Брата. Мы пошли в каюту капитана. Там уже дым коромыслом и много пустых бутылок. Прием удался на славу. Чан Ван Ан пообещал обсудить мою просьбу в правительстве и сообщить нам, какое будет принято решение.
     И действительно, не успели мы выйти в океан, как получили радиограмму с разрешением на работы у островов Чынг-Лонг. Мы полным ходом идем к разрешенным для нашего захода необитаемым островам. Это всего в сороках милях от побережья. Через два с половиной часа на горизонте проявляются скальные выступы, напоминающие две фаланги большого и безымянного пальцев над поверхностью моря, распложенных друг от друга всего-то в метрах двухстах-трехстах. Столь страстное желание их получить и реальность приближения к неизвестному заставили меня подняться в каюту капитана. Он спокойно попыхивал своей трубкой, сидя, как всегда, в своем излюбленном кресле у иллюминатора просторной каюты.
     - Доволен, варяг? – спросил Геннадий Васильевич.
     - В принципе, да. Но все будет зависеть, как мы проведем эксперимент – ответил я.
     - Ну, это меня не касается. Это твои заботы, – ответил капитан.
     - Геннадий Васильевич, идемте на палубу, посмотрим, что нам предложили.

     Капитан безропотно согласился. Мы покинули прохладный уют капитанской каюты и вышли на мостик. Сразу же окунулись в парной воздух тропического Вьетнама. Опершись на леера капитанского мостика, мы стали тихо обсуждать жизнь предстоящих двух недель якорной стоянки между этих ничем не примечательных голых скальных выступов. Их высота была на первый взгляд около 40-50 метров. Скалы почти вертикально уходили в воду. В нижней части острова довольно густая низкорослая растительность. В основном это кактусы, агава и еще какие-то колючие кустарники.

     Вдруг замечаем, что со стороны острова к судну двигается какое-то странное плавсредство с человеком на борту, интенсивно работающим палкой-веслом. Когда он подплыл к судну, удалось разглядеть его “лодку”. Это связанный из отдельных разношерстных кусков пенопласта, дерева и еще бог знает чего малюсенький плотик. На нем восседал, опустив ноги в воду, маленький худющий вьетнамец. Он знаками и гортанными звуками хотел привлечь наше внимание.
     Мы спустились на шлюпочную палубу и опустили главный трап к самой воде. Вьетнамец быстро забрался на трап и что-то стал торопливо говорить, показывая на грудь, где под легкой рубашкой краснела чуть затянувшаяся дырка от пули. Понять мы ничего не могли. Я предложил мастеру (капитану) связаться с береговой службой Вьетнама. Он отказывается. Пытается даже указать несчастному вьетнамцу, чтобы тот сошел с трапа на свой плотик.
     Я и многие окружившие нас люди стали возмущаться. Сурженко немного остыл и согласился связаться с берегом. Власти Вьетнама ответили, что он им не нужен (?!), мол, делайте с ним, что хотите. Какая-то фантасмагория.
     Тогда я предложил капитану переправить его на большой обитаемый остров в сорока-пятидесяти милях от нас. Капитан категорически отказался. Я был возмущен до глубины души. Такая бесчеловечность меня, да и всех окружавших нас людей, потрясла. Все побежали на камбуз, в каптерку, в свои каюты с тем, чтобы набрать продуктов и напитков для несчастного. Капитан ушел к себе в каюту. Видимо, почувствовал презрение, исходившее от каждого из нас.
     В конце концов плотик вьетнамца загрузили рисом, хлебом, консервами с ножом, конфетами и тремя – пятью литрами разных соков и минералки. Но что это в сравнении с отказом ступить на наш борт. Он всю ночь просидел на своем плотике, привязавшись к судну какой-то веревкой. Я не мог спать. Снова пошел к капитану, но он категорически заявил, что не хочет на борту никакой заразы. Как же так? Он сам тонул в холодной воде Охотского моря, его спасли. Откуда такая бесчеловечность.

     Рано утром вьетнамец куда-то уплыл на своей сомнительной лодке.
     С тех пор я с Сурженко больше не ходил в рейсы.
     Но работать нужно. Условия просто идеальные. Необыкновенная тишина в каютах и лабораториях – не работают главные двигатели. Это фантастика! Это курорт! Мы спустили бот и пошли разведать ближайшую скалу с тем, чтобы там установить пару испарителей.
     Но когда подплыли к земле, то, во-первых, подступиться к ней было просто невозможно – отвесные скалы и мощный прибой. Так что на шлюпке ближе чем метров на пять подходить опасно. Во-вторых, на поверхности воды полным полно змей, многие из которых просто лежат, свернувшись в кружок, другие плавают, но вся поверхность занята ими. Эти коралловые змеи смертельно ядовиты, однако бояться их не нужно. Почему? Их полость рта настолько мала, что они не могут укусить твое тело, разве что за перепонку между большим и указательным пальцем. Но это слишком маловероятно.
     Тем не менее, мои молодые ребята не захотели испытывать судьбу и категорически отказались прыгать за борт, чтобы плыть к скале. Пришлось мне показывать пример. Надел маску и прыгнул за борт в это змеиное царство. Но змеи тут же быстренько ушли в глубину. Кстати, вспомнилась сценка. Я плыл с маской, без акваланга, где-то на одном из коралловых островов. Вижу полянку с вертикально стоящими водорослями. Нырнул, может быть, найду какую ни будь ракушку. Смотрю, при моем приближении водоросли вертикально уходят в грунт дна. Оказывается, это и были морские тропические змеи. Я отвлекся…
     На макушке очередной прибойной волны я выскочил на скалу и цепко ухватился за камни. Ребята бросили мне веревку и крюки. Сделал перила. Проблема подъема на скалу была решена. После этой разведки и первой вылазки дальше все пошло относительно гладко. Мы перетащили и установили два испарителя на эту скалу. Эксперимент начался. Там мы провели 15 замечательных дней и ночей. Действительно, как на курорте, но при этом получили весьма интересные результаты. Кармидол оказался эффективным депрессором испарения в тропических условиях. Мы готовы к крупномасштабному эксперименту. Так закончилась эта прекрасная э кспедиция, которая вдобавок заметно обогатила мою коллекцию ракушек. Только осадок на душе от поступка капитана отравлял общее впечатление.

***

---