ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АКАДЕМИКЕ К.Я. КОНДРАТЬЕВЕ

      Моя первая встреча с К.Я.
      Кирилл Яковлевич Кондратьев - всемирно известный ученый, пионер аэрокосмических исследований в нашей стране, фундаментальные основополагающие труды которого по всем главнейшим направлениям дистанционной диагностики окружающей природной среды способствовали становлению космического землеведения как науки. Человек высочайшей эрудиции и энциклопедических знаний, трезвого аналитического мышления и глобального видения научных и общественных проблем академик К.Я. Кондратьев всю свою жизнь посвятил аэрокосмическим исследованиям различных природных, климатических, геоэкологических и социально-политических процессов и явлений.
      И мне действительно посчастливилось, что многие годы я работал и тесно взаимодействовал с К.Я. Вначале, на протяжении более 20 лет - в Главной Геофизической Обсерватории им. А.И. Воейкова, затем - в Институте Озероведения АН СССР, а с мая 1993 года - в организованном по инициативе К.Я. Международном Центре по окружающей среде и дистанционному зондирования им. Нансена. Последним местом нашей общей работы оказался Государственный университет аэрокосмического приборостроения (ГУАП), который в далеком 1963 году я закончил и куда, по призыву и по рекомендации К.Я, поступил в 2000-е годы.
      Во времена моей молодости в стране существовала система обязательного послевузовского распределения студентов. Так что первое место работы выбирать нам тогда не приходилось - для меня, как и многих моих сокурсников, это были номерные закрытые предприятия, как их тогда называли - "почтовые ящики". Когда я спрашиваю нынешних студентов, понимают ли они значение данного слова, в ответ мне высказывается предположение, что, по-видимому, это что-то "компьютерное". Ответ по сути неправильный, но он не так уж и далек от истины. Компьютеров тогда не было, но основная направленность тогдашней нашей деятельности в том моем давнишнем "почтовом ящике" была нацелена на создание первых в стране и в мире цифровых информационно-измерительных систем, ставших в определенном роде предтечей нынешних компьютерных технологий.
      Работа была интересной, увлекательной, безвылазно, почти сутками мы пропадали на службе. Коллектив был молодой, творческий, и все, казалось бы, шло хорошо, но, увы, - это была чисто инженерная деятельность. А мне, как и многим моим друзьям, хотелось заниматься наукой, причем такой наукой, которая непременно должна быть связана с романтикой экспедиционных исследований, с изучением природных процессов и явлений.
      Я стал упорно искать такую работу. И я ее нашел, - день в день после окончания трехлетнего срока обязательного моего пребывания в "ящике" я поступил в Главную Геофизическую Обсерваторию им. А.И. Воейкова (ГГО) - уникальную в своем величии и мировой славе научную организацию, основанную в 1849 году императором Николаем 1, взявшего, по совету Александра фон Гумбольта, за образец и подобие знаменитую Потсдамскую обсерваторию. Николаевская Физическая обсерватория, как она называлась до Октябрьской революции, вначале функционировала как центр магнитометрических наблюдений, а со второй половины Х1Х века сделалась крупнейшим центром мировых климатологических исследований. Здесь, в стенах ГГО началась Гидрометслужба России, здесь же возникла и идея создания Всемирной Метеорологической Организации (ВМО).
      В советскую эпоху, в связи с переездом столицы, многие подразделения Обсерватории, по приказу новой власти, были обязаны перебираться в Москву, но ГГО, несмотря на вынужденные потери, не только сохранила, но и упрочила свои позиции, оставаясь на передовых рубежах советской гидрометеорологической науки.
      И в 1966-м, в год моего прихода в обсерваторию, ГГО находилась на пике своей научной активности. Возглавлял Обсерваторию академик М.И. Будыко - знаменитый ученый-климатолог, первым в мире указавший на глобальный климатический эффект СО2 и других парниковых газов. Работали в ГГО в то время выдающиеся специалисты в области динамической метеорологии - профессора Юдин М.И. и Гандин Л.С. Полярные исследования возглавлялись проф. Русиным Н.П. Отделом загрязнения руководил проф. Берлянд М.Е. В отделе климатологи собрались такие крупные ученые как проф. Рубинштейн Е.С., Покровская Т.В., Дроздов О.А., Михель В.М., Кобышева Н.А., Романова Е.Н., Адаменко В.Н.
      Разработкой актинометрических и озонометрических приборов, научно-методическим руководством метеорологической сетью, организацией специальных оптических наблюдений за прозрачностью атмосферы, за электрическими процессами руководили такие общепризнанные авторитеты как проф. Имянитов И.М., Янишеский Ю.Д., Гущин Г.И., Стернзат М.А., Гаврилов В.А., Броунштейн А.М., Барашкова Е.П. и другие известные советские ученые.
      Очень сильно выглядел и отдел радиационных исследований (ОРИ), в который я был принят. Возглавлялся отдел Гаевским В.Л., который был выдающимся организатором науки, человеком глубочайшей честности и порядочности. В осажденном блокадном Ленинграде он исполнял обязанности директора ГГО, а после окончания Отечественной войны, когда так называемый "суд чести" добивался наказания академика Е.К. Федорова и изгнания его из Гидрометслужбы за "антисоветизм и преклонение перед западной наукой", он оказался единственным человеком, у кого хватило мужества возражать тогдашнему всемогущему коммунистическому идеологу Льву Мехлису и встать на защиту известного русского ученого - "папанинца".
      Именно В.Л. Гаевский стал инициатором первых авиационных спектральных исследований природных объектов и сред. Его стараниями наш отдел, помимо самолетов Ли-2 и Ил-14, получил в полное свое распоряжение уникальную летающую лабораторию на базе Ил-18, на борту которого опробовались первые спутниковые приборы, осуществлялись крупные междисциплинарные исследования, проводившиеся по схеме "самолет-лаборатория - ИСЗ - научно-исследовательское судно".
      Сотрудником отдела состоял проф. К.С. Шифрин - выдающийся физик-теоретик, ученый нобелевского уровня, оптик, ставший "отцом русской радиотеплолокации": сейчас об этом мало кто помнит, но это именно он первым в мире обосновал возможность микроволновой дистанционной диагностики параметров состояния системы "Земля-атмосфера".
      Работал тогда в отделе радиационных исследований и проф. К.Я. Кондратьев, автор известного вузовского учебника "Актинометрия", по которому в те годы все мы сдавали кандидатские экзамены. Однако, как рассказывали, основное свое время К.Я. отдавал Ленинградскому Государственному Университету, ректором которого он состоял. Помимо ректорства, огромная нагрузка была у К.Я. и на кафедре физики атмосферы, заведующим которой он был, а также в Физическом институте университета (НИФИ).
      Прошло, наверное, около года моей работы в ГГО, а мне, по причине высочайшей занятости К.Я., все так и не удавалось увидеться с ним лично. В те дни и в те часы, когда К.Я. бывал в Обсерватории, в отделе наблюдался всеобщий подъем и какое-то особенное напряжение. Вроде бы, наша исследовательская группа и не подчинялась тогда прямо и непосредственно К.Я., но, по рассказам старших и опытных товарищей, К.Я. имел привычку вызывать к себе на беседу любого из известных ему ученых и специалистов, чтобы посоветоваться или предложить подумать о каких-либо новых своих идеях и предложениях. Меня, по малости моего служебного положения, тогда, конечно, не трогали, но ощущение приподнятости и озабоченности "присутственных дней" К.Я. запомнилось мне отчетливо.
      Кабинет К.Я. находился с нашими комнатами на одном этаже, но располагался он в другом - дальнем конце "директорского" коридора. И мне хорошо помнится, как неоднократно со спины я видел высокого поджарого человека, на бегу подмышкой удерживавшего кипу каких-то важных бумаг и документов. С трепетом всматривался я в стремительно удаляющуюся фигуру, лишь смутно догадываясь, кто это.
      Но вот однажды, в какой-то обычный субботний или воскресный день, решил я отправиться на очередную художественную выставку в Русский музей. Не помню сейчас, какая это была выставка, но хорошо помню, что был я один и что волею случая оказался где-то на втором этаже, в переходах к корпусу Бенуа. Была весна, освещение предвечернее, электричества еще не включали. Длинная слабо освещенная закатным солнцем галерея, по обеим сторонам которой темнеются загадочного вида скульптуры и бюсты. Останавливаюсь, наклоняюсь к ближайшей фигуре, читаю - академик Виноградов. Обращаюсь к соседнему бюсту: профессор Кирилл Кондратьев!
      Вот так, в столь необычной обстановке и довелось мне в первый раз в жизни встретиться и "лично" познакомиться с запечатленным в камне Кириллом Яковлевичем Кондратьевым.
      Как сейчас вижу перед собой ту скульптуру. Одухотворенное, строгое, закрытое лицо, нервные сухие, тонкие его черты, плотно сжатые губы, напряженная сосредоточенность во взгляде. Ощущение решительности и энергии, туго сжатой пружины, заложенной в изображенном человеке!
      Удивительна сила искусства! Не помню фамилии автора, не знаю, сколько времени длилось их знакомство с К.Я. Но неспроста, видимо, эта работа попала в музей: большим надо быть мастером, большим художником, чтобы не только передать в камне внешнее сходство, но и распознать глубинную суть изображаемой личности.
      Для меня в тот вечер впереди было 40 лет знакомства с К.Я., и мне еще лишь предстояло узнавать К.Я. как ученого, и как человека.
      Как подсчитал я сейчас, профессору К.Я. Кондратьеву в те годы могло быть около 40-45 лет. Возраст, конечно, немалый, - за плечами война, многое к тому времени уже было им сделано в науке. Однако талантливый скульптор особым художническим своим чутьем рассмотрел масштаб личности выдающегося ученого, предугадал дальнейший творческий рост и новые свершения будущего академика Академии Наук СССР.
     
      Эксперимент "Беринг", или торжество науки и искусства.
      Идея мультиспектральной дистанционной диагностики природных сред была не только впервые в мире сформулирована, но и практически реализована в 1960-е годы в Советском Союзе. При этом сам термин "дистанционное зондирование" как аналог появившегося позже англоязычного "remote sensing" был введен в "научный обиход" именно проф. К.Я. Кондратьевым.
      Напомним, что комплексный мониторинг системы "Земля-атмосфера" имеет целью осуществление всестороннего многоуровневого контроля состояния окружающей природной среды (ОПС) и предполагает проведение экоаналитических количественных измерений и наблюдений in situ, а также дистанционных исследований параметров состояния и качества воды, воздуха и суши с использованием ИСЗ, летательных аппаратов (самолетов-лабораторий, вертолетов, аэростатов, шаров-зондов, шаров-пилотов). Спутниковые и самолетные измерения несут косвенную информацию о состоянии воды и объектов суши, и поэтому важными и необходимыми оказываются опорные наземные подспутниковые измерения, которые обычно осуществляются в "ключевых" районах Мирового океана с борта НИС, либо с другого носителя.
      Теоретические и экспериментальные работы по созданию методов и аппаратуры аэрокосмического зондирования изначально отрабатывались не только в ГГО, но и в Центральной аэрологической обсерватории, Академии им. Н.Е. Можайского, в Арктическом и антарктическом институте, Институте радиоэлектроники АН СССР, Институте физики атмосферы АН СССР и ряде других научных центров и организаций Советского Союза. Став заведующим отделом радиационных исследований ГГО, К.Я. превратил Главную геофизическую обсерваторию им. А.И. Воейкова в ведущий мировой центр спутниковой науки.
      К.Я. Кондратьев был идеологом и организатором многих комплексных крупномасштабных научно-исследовательских программ на борту ИСЗ и орбитальных космических станций, явился научным руководителем большого числа национальных и международных проектов в области космической метеорологии, космической океанографии и космической геоэкологии.
      Среди них и получившие мировую известность и признание первые советско-американские аэрокосмические эксперименты "Беринг" (1973 г.) и САМЭКС (1976 г.), проводившиеся в Беринговом море и водах Тихого океана. В этих международных программах мне довелось принять участие в качестве научного руководителя работ на борту самолета-лаборатории ГГО Ил-18 и начальника экспедиции на научно-исследовательском судне "Академик Королев".
      Хочу поделиться воспоминаниями, как мы работали в те годы, на каком подъеме и энтузиазме проводились тогда в ГГО исследования, как в разгар холодной войны и гонки вооружений возникла и реализовалась идея совместных научных проектов с американцами.
      Как уже упоминалось, впервые в мире возможность использования собственного теплового радиоизлучения Земли для картирования состояния водной поверхности (температура, соленость, характеристики волнения, приводный ветер, ледяной покров) и поверхности суши (влажность почвы, растительность, снежный покров), для восстановления параметров состояния атмосферы (влаго- и водосодержание, осадки) была высказана и теоретически обоснована проф. К.С. Шифриным [Труды ГГО, вып. 222, 1967]. Заслуга же дальнейшей разработки этой идеи и доведения ее до многоцелевого практического использования на борту самолета и спутника принадлежит К.Я. Кондратьеву, а также чл.-корр. АН СССР В.В. Богородскому, д.ф.-м.н. Г.А. Лебедеву, проф. Л.Т. Тучкову, школе проф. М.Е. Башаринова. Отметим и существенный вклад в успех этого дела ведущего научного сотрудника ОРИ Ю.И. Рабиновича, а также проф. Г.Г. Щукина, проф. Д.В. Шанникова, В.А. Назаркина, проф. А.И. Шутко, А.П. Кутузы, Л.М. Марцинкевич, В.Г. Волкова, В.А. Андрианова и многих других советских исследователей.
      Американцы позже нас поняли и оценили преимущества данного вида зондирования Земли из космоса. По откровенному признанию известного эксперта в области дистанционной диагностики многослойных сред д-ра J. Zwallу, в те далекие 1960-е годы "в области микроволновых технологий и лидарного зондирования NASA приходилось учиться на статьях советских исследователей" [частное сообщение, июнь 2006]. Отметим и малоизвестный факт, что производство переводов на английский язык Трудов ГГО и других советских научных публикаций было поставлено тогда "на поток", и осуществлялось оно не только в США, но и в Израиле, и даже в Индии.
      Сейчас этому можно только удивляться, но программа первого советско-американского эксперимента в области космической метеорологии и океанологии "Беринг" не имела государственной поддержки. Возникла она, можно сказать, практически на "голом месте".
      К первой половине 1970-х годов высокие заслуги К.Я. Кондратьева были оценены мировой научной общественностью. Напомним, что в ГГО К.Я. стал лауреатом Государственной премии СССР, одним из немногих российских ученых награжден золотой медалью Всемирной Метеорологической Организации. К.Я. был почетным членом большого числа престижных научных обществ, академий и университетов, в том числе Российского Географического Общества, Международной Академии Аэронавтики, Королевского Метеорологического Общества Великобритании, Академии Естественных Наук Германии "Леопольдина", почетным доктором университетов Лиля, Будапешта, Афин.
      Помню и сами официальные чествования К.Я., проходившие по этим поводам в Большом Зале заседаний Ученого Совета ГГО, и ту предельную скромность лауреата многочисленных премий в оценке собственного труда, в ответных своих выступлениях неизменно настаивавшего на том, что высокие награды его трудов лишь подтверждают общий высочайший уровень геофизических исследований, проводившихся тогда в Обсерватории.
      В те же 1970-е годы К.Я. был избран и в Американскую Академию искусств и наук. Находясь по этому поводу в командировке в США, он и предложил членам Академии провести совместные спутниковые исследования. Ну, а поскольку наши общие границы сходились тогда в Тихом океане, то, как говорится, сам бог велел в качестве испытательного полигона выбрать Берингово море. Русские свои исследования морской поверхности, льда и атмосферных процессов проводят с Чукотки, американцы - с Аляски. Для валидации самолетных и спутниковых измерений необходимо провести наблюдения in situ. Это, конечно же, трудно - придется привлекать не только исследовательское судно, но и ледокол. Но, в принципе, возможно - так что давайте попробуем!
      И что замечательно, вопреки жесточайшей конфронтации двух сверхдержав многие видные тамошние ученые откликнулись на тот призыв К.Я. Поддержали идею совместного полномасштабного аэрокосмического эксперимента в Беринговом море профессор В. Нордберг, д-ра У. Смит, П. Глоерсен, В. Кемпбел, Т. Вилхайт, Д. Росс, В. Вебстер, Р. Рамзайер.
      К.Я. возвратился на родину, и необходимость проведения экспедиции на краю земли, на далекой Чукотке превратилась в неотвратимую реальность! До начала же самого эксперимента оставалось менее года!
      Энергией К.Я. и энтузиазмом сотрудников отдела работа закрутилась, стала развиваться по всем направлениям! Ведь надо было не только безупречно провести сами самолетные работы, но и организовать спутниковые и судовые измерения, осуществить огромнейший перечень так называемых "организационных мероприятий". Договориться с военными, с ПВО, получить всевозможные разрешительные документы на полеты в нейтральных водах пограничной зоны, найти подходящее исследовательское судно, обеспечить спутниковый уровень измерений.
      Менее чем за год предстояло дооборудовать самолет-лабораторию ГГО, оснастить ее модифицированным многоканальным микроволновым комплексом, обеспечивающим возможность сканирования и поляриметрических СВЧ измерений.
      Надо сказать, что существенным недостатком первых самолетных и спутниковых приборных комплексов в те годы была их невысокая временная стабильность. Значительные уходы уровня регистрируемого сигнала требовали частой калибровки сигнала, снижая возможность прикладного практического использования данных зондирования.
      В декабре 1972 года американцы из NASA приехали в ГГО. В короткие сроки было проведено согласование детальной научной программы и технического плана проведения экспедиции, которая, по предложению К.Я., получила емкое, ко многому обязывающее название "Беринг" - по имени командора Витуса Беринга, первооткрывателя и исследователя избранной нами в качестве опытного полигона акватории.
      Несмотря на всю сложность организации полетов, на трудности работ в высоких широтах, на штормовые ветра, полярную ночь и зимнюю непогоду, на предельную ограниченность числа аэропортов базирования и запасных аэродромов, научная программа была выполнена полностью и на должной высоте.
      В эксперименте "Беринг" участвовали два корабля (НИСП "Прибой" и ледокол US Coast Guard "Staten Island"), три самолета-лаборатории (Ил-18 ГГО, Ан-24 ААНИИ, Conveyer-990 NASA "Galileo-1"), спутники "Метеор" и Nimbus, а также другие экспериментальные средства наблюдений.
      Собственно экспедиционные работы проводились с 15 февраля по 12 марта 1973 года, но уже в конце ноября 1973 г. в Годдардовском центре космических полетов NASA под руководством К.Я и проф. В.Нордберга состоялось первое совещание по представлению предварительных итогов работы. Заключительный Советско-американский симпозиум, посвященный обсуждению всего объема полученных обеими сторонами материалов, проводился в ГГО в мае 1974 г. [Эксперимент "Беринг", ГИМИЗ, 1974].
      Те далекие 1970-е годы были временами первых наших непосредственных контактов с западными учеными и специалистами. И мы, безусловно, очень волновались, впервые принимая в Ленинграде американских коллег. Старались, конечно, прежде всего свои научные результаты хорошо доложить и получше представить. Без преувеличения могу сказать, что, вопреки общему негативному политическому настрою в мире, в наших научных беседах, в обсуждениях и дискуссиях наблюдался дух взаимопонимания и сотрудничества.
      Хотелось нам и сам город наш показать американцам с наилучшей стороны, продемонстрировать им самые выдающиеся, самые достойные стороны культурной жизни России.
      Помню, как внимательно изучали мы программы симфонических концертов, музеи, выставки, как тщательно отбирали наилучшие балетные премьеры и оперные спектакли.
      К.Я., увидев все эти наши тревоги и хлопоты, неожиданно отверг те изыски культурной программы и те развлечения, которые мы хотели предложить нашим гостям: "Не нужен балет! - твердо заявил К.Я. - Отведите их в цирк! Ну, а потом, - есть у меня в запасе сюрприз. Сейчас не раскрою. Но уверен - все останутся довольны!".
      И что же? И в этой ситуации мудрый и многоопытный К.Я. оказался на высоте. Помню захватывающее зрелище: хищные звери - тигры, львы, леопарды! Слоны! Помню и бурный восторг наших американцев от феерической картины разворачивавшихся на арене событий. И то детское искреннее восхищение от украшенных яркими блестками артистов, от мастерства крепких мускулистых мужчин, с риском для жизни крутивших под куполом цирка очаровательных стройных красавиц, надежно удерживая их в собственных зубах!
      Незабываемым оказался и сюрприз К.Я. После заключительного заседания Симпозиума все участники экспедиции были приглашены в Ленинградский Дом ученых им Горького. Роскошные апартаменты дворца Великого Князя Владимира Александровича произвели на нас неотразимое впечатление: большой портретный зал, вид на Петропавловскую крепость, на Неву, на стрелку Васильевского острова. Прочувствованными и благодарственными были слова и речи от руководства Госкомгидромета, от ведущих российских и американских ученых, от советских летчиков и от летного состава NASA, от участников экспедиционных работ на борту исследовательского судна и на американском ледоколе - труд этих людей немало способствовал общему успеху научных миссий.
      Заключительное слово, закрывавшее официальную часть церемонии, произнес К.Я. - глава советской делегации. Он еще раз подвел итоги встречи, рассказал о достигнутой договоренности о продолжении исследований в рамках нового советско-американского микроволнового эксперимента, которому присваивалось имя САМЭКС.
      После этого в зал были внесены подносы с шампанским, и К.Я. с бокалом в руке обратился к гостям с тостом. Помню его слова: "Американская Академия, членом которой я имею честь состоять, является не только Академией наук, но и академией искусств. Поэтому как знак единения науки и искусства мы пригласили на нашу встречу артистов Театра Оперы и балета имени Кирова!".
      Сюрприз вышел на славу: лучшие силы Мариинки были собраны тогда К.Я. в великокняжеских покоях. Помню молодого Константина Плужникова, прекрасные голоса и вдохновенные лица многих других знаменитых артистов - солистов тогдашнего Кировского театра. Незабываемый концерт, поистине праздник торжества науки и искусства!
     
      Мой последний телефонный разговор с К.Я. По замыслу К.Я. самолет-лаборатория должен быть не просто одним и звеньев системы многоуровневого мониторинга природных сред, но и служить средством проведения фундаментальных и прикладных геофизических исследований, платформой для отработки методологии зондирования как Земли, так и других планет солнечной системы.
      Летающая лаборатория ГГО Ил-18 принимала участие в крупных экспериментах КЕНЭКС, ГАРЭКС, "Полэкс - Север", "Интеркосмос" - "Внутренние водоемы" и многих других, проводившихся в самых различных и самых далеких районах Советского Союза, а также и за рубежом. Отметим успешное участие нашего самолета в исследованиях зоны внутритропической конвергенции (ВЗК), состоявшихся в июне-октябре 1974 г. в Сенегале. Комплексные международные исследования переноса радиации над африканским континентом и экваториальной частью Атлантики получили название Глобального Атлантического Тропического Эксперимента (АТЭП - GATE).
      Направления научной активности Ил-18 ГГО отличались большим разнообразием: от отработки методов радиокартирования ледяного покрова арктических морей и внутриконтинентальных водоемов до изучения процессов усыхания Аральского моря, поиска подповерхостных линз пресной воды, исследований выносов пустынного аэрозоля. Метод микроволновой дистанционной съемки влажности и влагозапаса почв, за разработку которого К.Я. была присуждена Государственная премия, отрабатывался на целинных землях Казахстана.
      В горах Тянь-Шаня и вблизи озера Севан нами были найдены геологические структуры, сходные с предполагаемыми образованиями на поверхности Марса. Именно поэтому в этих географических районах на борту Ил-18 были организованы эксперименты по отработке методологии СВЧ поляризационной съемки "красной планеты".
      Вулканы Камчатки и Курил стали для нас полигоном в 1980-е годы: на основе и в результате самолетных работ была получена первая радиотепловая карта планеты Венера, полученная с помощью космических аппаратов "Венера-15" и "Венера-16" [Кондратьев, Мелентьев, Назаркин, 1993].
      Успехи аэрокосмических исследований, проводившихся в ГГО в сотрудничестве с множеством академических и отраслевых организаций и ведомств, выглядели впечатляющими, и, насколько помню, не раз тогда возникал вопрос о приглашении К.Я. возглавить создававшийся в те годы Институт космических исследований АН СССР. Увы, из-за "аппаратных игр" директором ИКИ сделался некий московский академик, немало способствовавший деградации космических исследований в нашей стране и их сползанию к нынешнему плачевному состоянию.
      Особое значение для национальной безопасности России имеет разработка методов и средств аэрокосмического картирования природных ресурсов Земли, в частности, создание системы биомониторинга разнотипных водоемов.
      Такие работы в 1970-е годы были начаты в Полярном институте морского рыбного хозяйства и океанографии (ПИНРО) в г. Мурманске, и К.Я. проявлял к ним пристальное внимание и заботу. Эти исследования проводились в тесной кооперации с ГГО, вначале даже с использованием нашего самолета Ил-18. Но затем в ПИНРО была создана серия собственных специализированных самолетов, работавших в интересах рыбной отрасли и производивших комплексную мультиспектральную авиасъемку акваторий, разведку рыбы, картирование вод по основным гидрофизическим параметрам (температура поверхностного слоя, прозрачность воды, концентрация взвешенного минерального вещества, растворенной органики, наличие биоорганических и нефтяных пленок на водной поверхности).
      В 1990-е годы на фоне краха экономики и развала страны подверглась разрушению и создававшаяся усилиями многих поколений российских и советских ученых метеорологическая сеть, практически прекратила существование и система многоцелевого авиазондирования. Наш Ил-18 нам пришлось отдать, и, как вскоре мы узнали, он тотчас же был приспособлен к "настоящему делу": переделан в транспортный самолет и стал заниматься типичным бизнесом того времени: возил дыни и арбузы из Астрахани в Москву и Петербург.
      К.Я., великий патриот нашей родины, тяжело переживавший происходившие в стране в 1990-е годы политические процессы, с болью воспринимал подобные известия. На этом фоне отраду для него составляли вести из Мурманска, где, благодаря неимоверным усилиям ученых ПИНРО, сохранялся и реально действовал все эти годы самолет - лаборатория Ан-26 "Арктика".
      Однако к началу 2000-х годов центр авиаисследований в нашей стране вновь возвращается С. Петербург: здесь в 2005-2006 году на базе НИИ "ГИПРО Рыб Флот" под руководством д.г.н. Черноока В.И. в кратчайшие сроки был создан новый отечественный самолет-лаборатория. Летающая лаборатория нового поколения Л-410 "Норд", оснащенная самыми современными измерительными приборами и средствами, способна решать широкий круг океанографических, гидробиологических и геоэкологических проблем.
      К.Я. с большим вниманием следил за ходом этих многотрудных научно-методических и организационно-технических мероприятий, направленных на возрождение в России программ полновесных самолетных научных исследований.
      Основным направлением деятельности самолета Л-410 является проведение мониторинга морских акваторий, расположенных в различных физико-географических зонах, исследование биоресурсов, обеспечение регулярных работ по поиску рыбы и авиаучету морского зверя. Важнейшей задачей Л-410 является осуществление ледовой разведки и проведение комплексных мультиспектральных съемок с целью поддержки судоходства в арктическом бассейне, инспекции прибрежных зон и осуществления контроля экологической ситуации в районах добычи нефти и газа на арктическом шельфе.
      Помимо морских исследований, бортовой приборный комплекс Л-410 позволяет производить и различные исследования поверхности суши, выполнять картирование сельскохозяйственных и лесных угодий, осуществлять авиаконтроль и предупреждение чрезвычайных ситуаций, картировать разливы рек, заторы и зажоры льда, лесные пожары, проводить работы по авиаучету численности диких животных и др.
      Первые испытательные полеты Л-410 были организованы в конце февраля - в первых числах марта 2006 года. Проходили они на Белом море и имели целью осуществление проверки как самого модифицированного авианосителя, так и вновь установленных приборов, оценку точности измерений, отработку взаимодействия со спутниковыми РСА измерениями - задача, которая возлагалась на автора этих воспоминаний.
      Зная интерес К.Я. к этому делу, сразу же после окончания летных работ я позвонил ему по телефону. К.Я. порадовался хорошим известиям, потребовав непременной немедленной публикации для возглавляемого им журнала "Исследования Земли из космоса", извещающей о появлении в России летающей лаборатории нового поколения.
      Спросил К.Я. и о планах и перспективах. Я рассказал, что в самое ближайшее время - в конце марта - самолет Л-410 отправляется на Дальний Восток. Там будут продолжены исследования численности и путей миграции ледовых форм морских млекопитающих. Главной же задачей работ на Чукотке будут многоуровневые аэрокосмические исследования тихоокеанского моржа и среды его обитания. Российский и американский самолеты будут проводить совместные полеты в разграниченных "линией Шеварнадзе" российском и американском секторах Берингова моря. К великому нашему сожалению, из-за продолжающегося срыва собственно российских космических программ, доступными для нас оказываются лишь данные американских спутников. Однако мечение животных будет осуществляться все-таки с борта российского исследовательского судна - ледокола "Магадан".
      Конечно, мы уже догадывались, что К.Я. серьезно болен, но хочу отметить мужество его и его стойкость и во время болезни. Голос был как прежде, как всегда тверд и спокоен, ни единой жалобы на навалившиеся на него физические страдания.
      К.Я., по давнему опыту с ним взаимодействия, всегда отличался сдержанностью в выражении своих чувств и эмоций, и у него было великое множество самых разнообразных дел и интересов помимо наших работ и наших исследований. Но в том телефонном разговоре слышались и его радость, и его удовлетворение от полученных известий. Труды К.Я. не пропали: его ученики и последователи вновь возвращаются в Арктику, и на новом витке развития науки востребованными оказываются результаты прежних его работ и прежних его достижений.
      Увы, я не предполагал тогда, что этот разговор будет для нас последним и что уже не удастся мне сообщить ему об успехах работы Л-410 в Беринговом море.
     
      О смене поколений, об уроках нравственности и масштабе личности К.Я. Выше уже говорилось, что многие годы жизнь К.Я. была связана с Ленинградским университетом, где под его руководством плодотворно трудилась возглавляемая им кафедра физики атмосферы. Однако с годами уровень знаний и кругозор К.Я. существенно расширился, сфера его научных интересов достигла глобальных масштабов, далеко выйдя за ставшие тесными для него рамки проблематики атмосферных процессов.
      К.Я. стал автором более 1000 статей, опубликовал более 120 книг по различным направлениям фундаментальных и прикладных аэрокосмических геофизических исследований. Работы его переведены на английский, немецкий, французский, испанский, на многие другие европейские и восточные языки.
      Результаты последних лет были обобщены им в виде серии фундаментальных монографий "Ключевые проблемы глобальной экологии", "Глобализация и устойчивое развитие: экологические аспекты", "Глобальная экология и дистанционное зондирование", "Глобальные изменения окружающей среды: экоинформатика", "Окружающая среда: от новых технологий к новому мышлению", "Экология-экономика-политика", "Геополитика и экодинамика", "Природные бедствия как интерактивный компонент глобальной экодинамики".
      К.Я. многое сделал в науке, но он много размышлял и о смене поколений, о важности и необходимости подготовки новых молодых ученых, специализирующихся в области геоэкологии и аэрокосмической диагностики природных и техногенных сред. Для этих целей была организована аспирантура при Центре имени Нансена. По этим же причинам в 2000-е годы академик К.Я. Кондратьев стал сотрудником ГУАП - одного из ведущих ВУЗов страны, ориентированного на подготовку специалистов в области самолетных и спутниковых технологий.
      К.Я., получив статус советника РАН при Университете аэрокосмического приборостроения, многое сделал для модернизации кафедры "Промышленной и экологической безопасности" ГУАП, в частности, его усилиями и заботами была предприняты энергичные меры по переориентации деятельности кафедры в сторону изучения проблем глобальной геоэкологии и мультиспектрального дистанционного экомониторинга системы "Земля-атмосфера".
      Квалифицированные специалисты этого профиля нужны отечественной промышленности, а в нынешние времена, в условиях ориентации страны на развитие сырьевых отраслей, в особенности. Инженеры-экологи, знакомые с методами и аппаратурой аэрокосмической дистанционной диагностики природных объектов и сред, востребованы нефтегазовой индустрией. Из опыта своей собственной работы знаю, насколько необходимы такие кадры для обеспечения работ в геологоразведке, по добыче углеводородов и других полезных ископаемых на шельфе, при транспортировке минеральных ресурсов из отдаленных арктических районов.
      Важнейшие положения, развитые К.Я. в его монографических исследованиях, используются нами при подготовке учебных программ и обучении студентов ГУАП, специализирующихся не только в области инженерной экологии, но и по другим направлениям - юристов, экономистов, программистов, радиоинженеров.
      В нашей преподавательской работе мы опираемся на высокоавторитетные суждения и мнения академика К.Я. Кондратьева о необходимости обучения студентов ГУАП не только физическим основам аэрокосмического мониторинга, но и методологии многоцелевого практического использования дистанционной информации, получаемой с помощью мультиспектральных измерительных датчиков, размещаемых на борту ИСЗ или самолете-лаборатории.
      И потому стараемся вложить в головы наших студентов не только "экологичность", но и глобальность мышления. При поиске инженерных решений не ограничиваться видением предмета "из мышиной норы", развивать в себе навыки и умение понимания масштабности изучаемых явлений и процессов, в том числе используя преимущества дистанционного зондирования Земли как планеты.
      Ну, и последнее - несколько слов об уроках нравственности, о масштабе личности К.Я. и о том, что определяется прекрасным термином "экология поведения"!
      КЯ. был глубоко русским человеком, патриотом, выдающимся ученым, думающим и заботящимся о благополучии и процветании своей родины. Жизнь его была построена не на обмане, не на личной выгоде. При всеобщем дефиците умных людей и засилии дельцов от науки своих успехов он достигал лишь трудом и упорством. Конечно, были и зависть, и предвзятое отношение к его достижениям - от этого невозможно уйти.
      Вечный работник, великий труженик, человек колоссальной работоспособности и дисциплинированности. Беседы с ним могли касаться лишь науки, и только науки. Они были краткими, но емкими и насыщенными. Ничего лишнего и ничего личного!
      Ни единой минуты праздности или расслабления: вставал ни свет - ни заря, спать ложился после программы "Время". Огонь в окнах его домашнего кабинета на Наличной улице зажигался с рассвета. Сотни и тысячи "перелопаченных" и досконально проштудированных им книг, в его гигантской библиотеке нет ни одной неразрезанной непрочитанной брошюры или книги. Бесчисленные пометки на полях, подчеркивания - плоды его размышлений и заочных бесед с единомышленниками и дискуссий с оппонентами.
      Даже на заседаниях Ученого совета К.Я. умудрялся читать и анализировать свежие статьи и книги, подчеркивать наиболее существенные, по его мнению, заключения и выводы. Помню характерную его позу, голову, низко склоненную над только что поступившей к нему новой публикацией - в начале нашего знакомства темноволосую, к концу его жизни - поседевшую.
      Отсюда же - от величайшего труда и энциклопедический размах его знаний, строгая логичность размышлений и рассуждений, безупречное знание русского и английского языка, безукоризненное владение речью, блеск публичных выступлений. Слушаешь К.Я. и только поражаешься важности смысловой нагрузки каждой произнесенной фразы. Как плотно подогнанные кирпичи укладываются они выстраиваемое им здание нового знания. И никаких там "мэ-каний или бэ-каний" - высочайший уровень ораторского искусства.
      Интенсивнейшая переписка с учеными и с коллегами, разбросанными по всей нашей обширной стране и по всему земному шару - взаимный обмен идеями, работами, последними публикациями. Куда ни приедешь, в какой уголок Земли ни попадешь - и там знают или хотя бы слышали о выдающемся русском ученом Кирилле Кондратьеве!
      Прирожденный лидер, в делах своих и свершениях К.Я. и для новых поколений российских ученых, только еще вступающих на путь тернистых научных исканий, может служить примером подражания, образцом служения науке, эталоном, к которому можно и должно стремиться.
      Не забуду слова, сказанные когда-то мне лично одним из больших ученых, приехавших к нам в Россию из тогдашней Западной Германии. Шел Симпозиум по итогам международных работ по программе АТЭП в Африке, и были многочисленные выступления лучших умов и научных светил со всего мира. Выступал и К.Я., и выступал, как всегда, умно и блестяще. И вот тогда, после того доклада К.Я., д-р Гюнтер Краус из Мюнхенского университета и определил по-немецки предельно точно и лаконично место и значение К.Я. в мировой науке:
      "У нас есть все - исследовательские суда, самолеты, спутники, есть самые совершенные измерительные приборы, вычислительная аппаратура и всякая прочая техника. Но у нас нет Кондратьева!".
      На этой высокой ноте я бы и хотел закончить эти свои воспоминания об академике Кирилле Яковлевиче Кондратьеве.

                                             * * *