Туман стоял обложной.
Научно-исследовательское судно "Океан" двигалось в сплошной пелене,
и с мостика не было никакой ориентировки. На бак послали для
наблюдения матроса, который время от времени переговаривался со
штурманом по спикеру. Корабль шел с обоими включенными локаторами.
Зима, февраль; палубы, поручни, надстройки и даже колокол на мостике
- все обросло слоем льда.
Курс "Океана" пролегал на север. Но
не как всегда, по меридиану с исследовательскими целями, а в зону
промысла дальневосточного рыболовного флота, к острову Кадьяк в
районе Аляски. Там в означенных координатах находился транспортный
рефрижератор "Остров Ушакова", согласившийся поделиться топливом -
две недели назад при заходе в канадский порт Ванкувер получить его
по какой-то причине не удалось.
Еще до начала связки
начальник синоптического отряда принес кэпу принятую по радио
факсимильную карту и сообщил, что надвигается центр циклона. На
немой вопрос главного синоптика, стоит ли спорить со стихией,
капитан Мельников, за глаза "папа" или "Юра", в свои неполные сорок
лет рисковый по натуре, процедил: - Надо,
Витя, надо, - и назначил-таки вести прием топлива. Тянул до
последнего. Перед полночью стало совсем
невмоготу: качка усилилась, корабль швыряло - того гляди оборвет
шланг или, не дай бог, произойдет столкновение - матросы шланг
сбросили.
Как зачастую бывает, сначала
проблемы решаются простым путем, а потом правильным. Потратив
несколько часов на сближение, промучившись с приемкой шланга и так и
не перекачав нужного количества топлива, капитаны договорились идти
на северо-восток, к Аляске, под прикрытие американского берега, где
штормило не так сильно. Огни "Острова Ушакова" медленно удалялись,
за пеленой мокрого снега казавшиеся размытыми.
До места «стыковки» предстояло пройти более трехсот миль. И
если по спокойному морю такое расстояние преодолевалось за сутки, в
жестокий шторм говорить о сроках ... Сроки
удлинялись...
...Судно медленно и круто взбирается на волну и
затем, обнажив нос, стремительно падает в бездну. В момент удара
передней части о воду оно содрогается всем корпусом, вибрация бежит
к корме и долго не успокаивается - ощущение, что судно вот-вот
переломится... К слову, это была 13-я экспедиция "Океана", хотя на
ее номер никто никакого внимания не обращал. Однако полученное
недавно сообщение НАВИМ (навигационное извещение мореплавателям),
что на Каспии в подобных условиях разломились пополам два танкера
"Волгонефть", радости не прибавляло. Двери
на палубу задраены, выход запрещен. Ночью не все свободные от вахты
могут уснуть - хотя у койки, как у колыбели, подняты бортики, тело
скользит по ней вперед-назад, пока его хозяин не упрется в переборки
головой и ногами. Но так не долго терпится. Кого-то мутит, даже
второй штурман, несущий самую тяжелую - «собачью» - вахту (с нуля до
четырех утра), достает из кармана "аэрон".
На завтрак в кают-компанию и столовую приходят немногие. В каютах
темно - на иллюминаторы навинчены броняшки - в палец толщиной
металлические крышки, но при ударе волны вода все равно брызжет
из-под них ручьем. Даже вызванный на помощь матрос, используя
монтажку, не может устранить течь. С мостика
видна толчея огромных водяных холмов, не имеющих ни определенного
направления движения, ни какой-нибудь упорядоченности. Брызги от
разбивающихся о форштевень волн летят в иллюминаторы рубки, и
вахтенные невольно вздрагивают, когда они ударяются о стекло перед
самыми глазами. Через обычные иллюминаторы плохо видно, и штурман
включил вращающиеся. Выдвинутая с бака вперед в виде бушприта
стальная ферма-стрела для научных приборов, такая обтекаемая, не
выдержала ударов стихии и крючком изогнулась вверх. На баке сорвало
волной ящик с переговорным устройством, и он катается, искуроченный,
по палубе. Матрос оттуда уже давно отозван и стоит на подветренном
крыле мостика, завернувшись в прорезиненный плащ и спрятавшись за
край рубки. Громадные валы "выше нашего
сельсовета", как пишут первогодки домой в деревню - высотой более
десяти метров накатываются на судно, и тогда оно, не успев
подставить волне нос, проваливается в пучину, заваливаясь на борт.
Крен достигает тридцати восьми градусов - совсем немного до
критического. Вместо страха какое-то возбуждение и азарт: корабль,
наклонившись, на секунды замирает, и сознание щекочет мысль: пойдет
ли он обратно... Ощущение на мостике в разъяренном море - как на
ралли при бешеной скорости или скачках на диком жеребце: руки на
поручнях, и только успевай удерживать равновесие. В штурманской
летят на пол карты, линейки, циркули...
Нелегко
экипажу - качка изматывает. Все работы - только по минимуму - только
по управлению судном. Ремонты - в крайнем случае. Матросы при
необходимости выйти на палубу надевают монтажные пояса и
пристегиваются к тросу. Волна заливает даже шлюпочную палубу, вода
кипит. Белая пена с гребней волн стелется почти горизонтально. Чайки
не могут вылететь против ветра. В другое время такие виртуозы, они,
измучившись, срываются с ритма полета и врезаются в
гребни... В прямой видимости берега волнение
уменьшилось, "Остров Ушакова" уже находился в условленном месте.
Была вахта старпома. На руль встал любимый матрос кэпа, его ровесник
Миша Аскаров, понимавший капитана с полуслова, и поэтому Мельников всегда
швартовался только с ним. Начало швартовки
было хорошее, "Океан" медленно приближался к "Острову Ушакова" слева
сзади. В нужный момент старпом, как и положено, чтобы свести угол
между судами на нет, скомандовал: - Лево
руля! "Океан", напротив, поворачивался
вправо, будто собираясь таранить рефрижератор: Миша крутил штурвал
не в ту сторону! Все, кто был на мостике, ощутили это, кроме Миши.
Он же (вероятно, сказалась напряженная бессонная ночь) с усердием,
будто так и надо, "валил" судно на правый борт.
- Лево руля!!! - закричал уже капитан, врезал матросу по
затылку и унижающе выругался. В сердцах оттолкнув Мишу от рулевой
колонки, он рявкнул: - Вон с
мостика! Зло бросил старпому:
- Быстро к штурвалу! Штурман,
к тому же первый штурман, встал на руль. Капитан весь кипел. Старпом
побагровел, злясь на себя, на матроса, на неудачу. С ним, пожилым
опытным моряком, из-за оплошности матроса младший по возрасту
капитан обошелся как с мальчишкой! По рации с "Острова Ушакова", где
уже поняли, что "поцелуя" не миновать, несся отборный
мат.
Борт рефрижератора, на котором в
качестве кранцев висело несколько огромных (от "БелАЗа")
автопокрышек, неотвратимо приближался. Развешанные редко кранцы не
помогли - нос "Океана" врезался в кран-балку, на которой висела
шлюпка, смял ее, прижав шлюпку к надстройке. Затем по ходу сорвал
несколько бортовых стоек и покорежил борт. Со стороны «Океана»
обошлось без потерь: спас высокий ледокольный форштевень, приняв
удар на себя. Правда, кто-то в каютах набил шишек да моторист в
машинном отделении стукнулся о железяки.
После швартовки кэп, прихватив из артелки подарки (а прихватить было
что - недавно из Ванкувера), отправился к капитану "Острова Ушакова"
пить "мировую". Надо сказать, работяги - рыбаки, транспортники,
особенно кто не ходил за границу, белые пароходы - "науку", гуляющую
по всему миру, недолюбливали. "Остров Ушакова" же был
"невыездной". Вернулся Мельников к вечеру,
объявил о цене: отдать пару баллонов ацетилена (для ремонта
порушенного), столько-то водки (из его представительских запасов) да
ящик свежих ванкуверских огурцов. Плата за топливо была
отдельной.
Когда, взяв солярку и сбросив
швартовочные концы, "Океан" начал отходить, разомлевшие ушаковцы,
уже бывшие под «мухой», вытащили на палубу свой подарок - ящик
селедки. Но добросить на борт судна не смогли - ящик полетел в
пучину...
