Дела и люди отечественной аэрокосмической науки (к 80-летию профессора Д.В. Шанникова).
Рассказывать о людях науки, даже самых выдающихся, очень непросто. Жизнь ученого размеренна и однообразна, в его работе нет захватывающей интриги, нет ярких внешних событий, так что стороннему человеку она может казаться малоинтересной, непонятной и даже скучной. Наверное, поэтому информация о том, как совершаются научные открытия, каким настойчивым ежедневным упорным трудом они достигаются, не появляется на первых полосах газет и на обложках глянцевых журналов. Добавьте к этому специфику исследований Земли из космоса, где решать приходится не только мирные экологические проблемы. Космонавтика, как убеждают нас события новейшей истории, еще и часть оборонительного щита страны, гарантия не просто ее безопасности, но даже и самого существования.
Одним из таких ученых энтузиастов, жизнь и деятельность которого были посвящены созданию приборов для аэрокосмических исследований, был профессор кафедры радиофизики Ленинградского политехнического института Дмитрий Владимирович Шанников (1933-2006), юбилей которого недавно отмечался научной общественностью С.-Петербурга. Измерительные приборные комплексы, которые он создавал, ныне усовершенствованы, модифицированы, а их технические характеристики значительно улучшены. Но это были основополагающие пионерские работы. Именно они заложили имеющуюся теперь возможность получения цифровых радиотепловых карт распределения различных метеопараметров по всему земному шару, которые необходимы для улучшения прогноза погоды, для документальной фиксации местоположения зон океанических штормов и осадков над морем. Спутниковая СВЧ-информация в настоящее время успешно используется и для количественной оценки качества воды и загрязнения атмосферного воздуха. Она крайне важна для картирования влажности почвы и состояния сельхозугодий, степени их угнетенности под влиянием современных изменений климата.
Д.В. был замечательным светлым человеком, увлеченным своей работой, беззаветно преданным ей. Он был одним из тех русских советских интеллектуалов, кто в условиях коммунистического эксперимента создавал материальные и духовные ценности, которыми мы можем годиться. Он был высококлассным преподавателем, подготовившим большое число молодых ученых-радиофизиков и инженеров-проектировщиков современной аэрокосмической аппаратуры.
Д.В. не был открытой публичной фигурой. Из-за особенностей характера, из-за огромной занятости. Жизнь его была подчинена науке. И главным в ней были напряженная работа пытливого ума, терпеливый поиск нового в уже известном, счастье обретения успеха при решении очередной научной или инженерной задачи, которую он сам себе и формулировал! Даже в походе на байдарке, свидетельствую, он не забывал о работе, вычерчивал на прибрежном песке различные, только ему понятные схемы и устройства, которые могли бы улучшить работу разрабатываемой аппаратуры.
Он был из категории творцов, созидателей. Из тех, кто украшает мир своей активной жизненной позицией, своей энергией и даже одним своим присутствием в сообществе людей. Они скромны, не занимаются выпячиванием собственных заслуг, они всегда "за кадром". Но именно такие люди, как Д.В., и двигают прогресс в стране, на них всегда во все времена держалось российское государство. Их прежде называли "солью земли", а нынче креативными личностями. Они противовес назойливо мелькающим на экране телевизора людишкам, вся премудрость которых состоит в умении прочувствованно произносить заученные слова, написанные до них другими.
Профессор Шанников был специалистом в области разработки аппаратуры, предназначенной для всепогодного дистанционного зондирования Земли с самолета и спутника. Высокоточная аппаратура, которая им создавалась, использовалась для обнаружения опасных и экологически значимых природных процессов и явлений. Возможность получения с ИСЗ "радиопортрета" нашей планеты и его практического использования для подповерхностного зондирования состояния воды, арктического льда, снега, поверхности суши, растительного покрова независимо от присутствия облаков и времени суток была впервые в мире теоретически обоснована и экспериментально доказана с использованием специализированного самолета-лаборатории в начале 1960-х годов.
Сделано это было учеными Главной геофизической обсерватории им. А.И.Воейкова, которые трудились под руководством академика К.Я.Кондратьева (1920-2006) - выдающегося советского российского ученого, который и стал основоположником отечественной школы космического землеведения. Эти научные открытия имели мировой резонанс и мировой отклик. Ученые-геофизики со всего мира считали за честь попасть на научный семинар, проводившийся в ГГО Кондратьевым. Теоретические и научно-методические работы, выполнявшиеся в те годы в возглавляемом им отделе радиационных исследований, открывали новые перспективы для практического решения многих до той поры неизученных и до конца неясных проблем геофизики, геоэкологии и других естественных наук. Значимость этих исследований мы начинаем понимать только в нынешние времена, осознав, наконец, масштаб влияния человеческой деятельности на природу и природные катаклизмы. Всю грандиозность антропогенного пресса, как его называют в научных публикациях, на нашу планету, ее уязвимость и ограниченность собственных внутренних резервов для самоочищения и восстановления.
Однако теория без аппаратурной базы мертва. Так что усилиями таких выдающихся специалистов как Д.В. Шанников, их творческими наработками и создавалась измерительная техника для отечественной космонавтики. Им мы обязаны всем тем, увы, ныне полузабытым, а точнее сознательно замолчанным, блестящим достижениям Советского Союза в области аэрокосмических исследований. Напомню вам о некоторых из них.
Блеск и "нищета" нынешней отечественной космонавтики
4 октября 1957 года. Всего 12 лет прошло по окончании одной из самых страшных войн в истории России, когда страна от Западного Буга до Урала была в руинах. Однако, огромной концентрацией энергии и силы духа русского народа мы поднялись с колен. Восстановили индустрию, подняли сельское хозяйство, добились многого в науке. А запуск СССР искусственного спутника Земли открыл для человечества начало новой - космической эпохи! Затем очередной успех - полет Гагарина. И сразу вслед облет Луны и фотосъемка невидимой обратной стороны ее, о чем мечтали великие умы античности, Коперник, Кеплер, Галилей, Да Винчи. За этим новый колоссальнейший прорыв: создание "лунохода" и запуск искусственного спутника Венеры! Причем не одного, а серии.
Задумаемся, атмосфера прекрасной "утренней звезды" почти на 100 процентов состоит из серной кислоты, так что какой надежной должна быть создана аппаратура, сработавшая поистине во славу нашей космонавтики, когда на Землю был передан дистанционно "радиопортрет" загадочной планеты! Опережая ход дальнейшего рассказа, укажем, что специалисты "дистанционщики" из школы академика К.Я.Кондратьева принимали активное участие в ее натурных испытаниях на борту летающей лаборатории Ил-18, исследуя предел возможностей СВЧ-контроля вулканической активности планет с использованием аппаратуры "Омега-V". "V" - означало особый венерианский вариант ее функционального предназначения.
Глобальный взгляд на Землю с борта ИСЗ значительно расширил горизонты и для геофизической науки, в ней сформировалась отдельная самостоятельная ветвь, которой дали имя космического землеведения. Среди ее больших успехов, прежде всего, отметим запуск исследовательских аппаратов "Космос", количество которых превысило две с половиной тысячи! Их съемки стали основой новых знаний об атмосфере, о состоянии материков и океанов. Вспомним и бесчисленную череду "Салютов" и "Союзов", пилотируемую орбитальную космическую станцию "Мир-1", проводившую дистанционное зондирование Земли в интересах гидрометеорологии, геоэкологии, геофизики, а также спускаемый в автоматическом режиме космический корабль "Буран". Не могу не упомянуть, что столь привычный ныне оборот российской речи "дистанционное зондирование" введен в науку именно в те годы, и сделал это академик Кирилл Кондратьев!
Увы, мы растеряли эти достижения. Идя навстречу дружеским подсказкам американцев, "Мир" утопили в Тихом океане, "Мир-2" законсервировали. Проект посадки человека на Луну и Марс закрыли. "Буран", с триумфом возвратившийся из космоса на землю, продали за копейки немецкой туристической компании, превратившей его в доходный ресторан с космическим аттракционом. Свернули полностью свои национальные природно-ресурсные и экологические программы, предпочитая делать покупку космоснимков за границей. Скатились на роль космического ломового ямщика, который "челночит" за зеленые бумажки. Послушно доставляет на орбиту все, что ему прикажет "старший брат", который есть истинный владелец МКС "Альфа". Продукты, топливо, обратно - отходы жизнедеятельности и прочее. А, если "подфартит", особо выгодный заказ - "космические интуристы". Завозим, правда, и приборы иногда на МКС. Но в большинстве своем они, увы, сработаны не нами. Их для контроля состояния Земли и атмосферы создают теперь все, кто ни попади: США, ЕС, Индия, Китай, а то вообще экзотика - Боливия и королевство Тонга!
Хотя с научными идеями в России всегда было в порядке, включая и советскую эпоху, когда отечественные фундаментальные и научно-прикладные разработки во всем мире почитались за образцовые. Новаторскими, пионерскими были и наши собственные исследования в области спутниковой метеорологии и океанографии, которые велись в те годы в отделе радиационных исследований ГГО, составной частью которого был самолет-лаборатория Ил-18. На его борту проходили контрольную проверку и новые спутниковые приборы. Спектрометры, ИК, СВЧ и радиолокационные измерительные датчики, антенные системы, воплощавшие замыслы сотрудников ОРИ, были также передового мирового уровня.
А возможность производить сравнение технических характеристик наших и зарубежных самолетных и спутниковых аппаратурных комплексов мы имели. И делали это не раз. Ибо имели опыт работ "крыло в крыло" с летающей лабораторией NASA Conveyer-990 "Galileo-1", которые мы проводили в рамках первого в истории советско-американского космического эксперимента "Беринг", когда исследовали лед, осадки и штормовые зоны в Беринговом море. А затем и непосредственно участвуя в совместных испытательных полетах на иностранных самолетах в Африке в экспедиции АТЭП. В том числе и на самолете Годдардовского Центра NASA "Galileo-2", оборудованном по последнему слову тогдашней техники. Он был создан американцами сразу же по окончании "Беринга" взамен разбившегося "Galileo-1". Разработка новых средств аэрокосмических исследований отнюдь не сахар и не прогулка по тротуару Невского проспекта. Так, к сожалению, случилось, что и второй Галлей не долго поработал, тоже трагически погиб во славу мировой науки. Случилось это уже после экспедиции АТЭП и полетов автора этих записок на его борту.
И еще несколько заметок из истории космического землеведения. В развитие работ по "Берингу" был организован советско-американский микроволновый аэрокосмический эксперимент (САМЭКС), проводившийся ГГО и Годдардовским Центром НАСА раздельно, но синхронно в строго согласованные сроки. Мы работали на Тихом океане, НАСА - в Северной Атлантике в районе Ньюфаундленда. А вслед за ним последовала сложнейшая 107-дневная международная экспедиция, получившая название Глобального Атлантического Тропического Эксперимента (АТЭП), проводившегося в тропиках вблизи экватора, где располагается, как известно, главная "котельная" Земли, определяющая погоду на нашей планете, на всех ее морях и континентах. Несколько слов о том, как проходили эти исследовательские испытательные полеты, чтобы читатель мог себе представить, как добывается информация о состоянии океана и атмосферы. Впрочем, по сложности и опасности, по выпавшим на нашу долю испытаниям, они мало чем отличались от тех работ, которые мы проводили в Арктике или в Средней Азии.
АТЭП был крупнейшим за всю полуторавековую историю существования Всемирной метеорологической организации натурным "полевым" экспериментом, который на десятилетия вперед задал тенденцию дальнейшего развития гидрометеорологических и геофизических исследований в мире, включая и космическое землеведение. В нем принимали участие практически все крупнейшие научно-исследовательские центры, представлявшие более 80 наиболее развитых индустриальных стран. Для выполнения программы дистанционных измерений было задействовано 22 специализированных самолета-лаборатории и около 40 судов различного водоизмещения и различной приборной оснащенности. К началу работ был приурочен запуск серии новейших на тот момент метеоспутников, включая первую в мире геостационарную космическую платформу, обозревающую природные процессы в тропической Атлантике в режиме непрерывного мультиспектрального фотографирования.
Самое активное участие в этих исследованиях принимал и самолет ГГО, базировавшийся в аэропорту Дакара, столицы республики Сенегал. Это были незабываемые и опаснейшие полеты. Работа над экватором, съемки зоны внутритропической конвергенции, когда в особо трудных ситуациях мы были вынуждены отправляться за тысячи километров на запасной аэродром в Конакри в дружественную СССР Гвинею. А самолеты западных стран в подобных ситуациях уходили на поиски резервной взлетно-посадочной полосы, свободной от штормов и ураганов, господствовавших над океаном, в Южную Америку!
Или еще один из вариантов программы АТЭП, когда, закончив съемку выноса аэрозоля из Сахары в Атлантику, шлейф которого, по данным ИСЗ, достигал берегов Бразилии, мы должны были лететь уже в саму эту пустыню, чтобы на "бреющем" полете определять местоположения источников этого гигантского пыления. При этом параллельно решалась и задача обнаружения глубинных "линз" пресной воды, укрытых многометровой толщей песка, которые могли бы стать основой для развития сельскохозяйственного производства в Западной Африке. Тогда по возвращении в Дакар наш самолет оказывался покрытым толстым плотным слоем желто-бурой пыли, которая с трудом смывалась даже с помощью мощнейшего аэродромного брандспойта.
Но особо памятны исследования конвективных облаков, высота которых на экваторе может достигать 16-ти и даже 18-ти километров. Когда от переполняющей их влаги в рабочий полдень за бортом в иллюминаторах темно, как ночью. Полет практически вслепую - по радиолокатору. Пилоты врубают внешние фары, которые обычно используются лишь при ночной посадке, но и их мощный свет практически не помогает. И сразу после этого контраст, когда мы входим в наэлектризованные грозовые облака, и все вокруг внезапно озаряется бесчисленными молниями, сливающимися в один сплошной сверкающий разряд, слепящий как дуга электросварки. А вслед за этим градовая зона, и град, безжалостно секущий по обшивке самолета, который разрушает радиационные актинометрические датчики, располагающиеся на крыльях и в верхней части фюзеляжа. Град, сдирающий вплоть до основания, до армированной сетки защиту радиопрозрачных обтекателей антенн бортового радиолокатора. А внутри в салоне в это время, как в пустой консервной банке - шум, тряска, лязг, болтанка. И вибрация такая, что, кажется, еще один такой бросок, и вся наша аппаратура, фиксированная жестко, намертво к столам, сорвется с крепежа. И мы - научные сотрудники, располагающиеся по своим "отсекам", пристегнутые к креслам накрепко "ремнями безопасности" из-за бесчисленных воздушных ям не смеем, да просто и физически не можем отстегнуться в течение всего полета. Ибо знаем, они нас защищают от ударов о приборы и о внутренние стенки фюзеляжа. В один такой поистине критический момент мы потеряли - это данные, документально зафиксированные бортовым высотомером - 900 метров высоты! Но все-таки каким-то чудом сумели выровняться и вырваться из цепких недружеских "объятий" неуправляемого вертикального падения!
А что касается спасения жизни и нашей защищенности в полете, то отношение к этому у всех летавших со мной "мозгов", как величали уважительно "людей науки" наши пилоты, было типично русское! Российское, славянское - философическое! Когда надеешься на Бога, но больше все-таки на опыт летчиков, на их умение и мастерство. Кстати, пилотов мы в отместку в шутку называли "летуны" за то, что им так не терпелось поскорее вновь возвращаться в воздух! День без рабочего полета, когда мы занимались обработкой материалов, калибровкой или ремонтом радиометров, был для них пропавшим! Или исследуемая нами непогода (подчеркиваю слово "непогода", ибо в хороший ясный день мы "вынуждены" были оставаться "дома" - в аэропортовской гостинице) - была неподходящей для обозначенной в программе испытаний аэрокосмической задачи! Когда, к примеру, нам был нужен сильный дождь с грозой над морем для их фиксации на радиоволнах, и в это время по данным климатологов в районе, который именно поэтому и выбран был заранее, он должен быть на 100%, но по "закону подлости" (есть и такой в науке) его не наблюдалось!
Парашюты, подогнанные индивидуально под фигуру, у нас, конечно же, имелись. Они должны были располагаться в течение всего полета, по альпинистской терминологии, под "пятой" точкой! Но теперь могу признаться, в надежде, что "авось" и пронесет и в этот раз, мы игнорировали требования "Технического наставления к полетам". И еще, о чем за давностью лет сейчас возможно рассказать. Инструкторы, нас обучавшие, поведали нам по секрету, что парашюты выдаются борт-аэрологам - борт-операторам лишь, так скажем, для "проформы". Поскольку из падающего Ил-18 еще никто не выбрался! Если пытаться прыгать из передней двери, окажешься разрубленным одним из четырех винтов, ну а из задней, где и располагался мой радиофизический "отсек", - расплющит хвостовое оперение. Предполагаю, что об этой специфической особенности Ил-18-го знал и его создатель великий авиаконструктор Сергей Владимирович Ильюшин (1894-1977), поэтому и сконструировал такую высоконадежную машину. За всю историю ее работы в небе произошло не более 2-3-х аварий. Когда, случается, бываю в Москве на Новодевичьем мемориальном кладбище, то непременно подхожу к могиле трижды Героя Соцтруда, лауреата семи Сталинских премий и низко благодарно кланяюсь.
Так что во всех предельных ситуациях, свидетельствую, мои коллеги, все до единого, без исключения, вели себя достойно. Подвешенные в воздух невесомостью, спокойно методично продолжали программу измерений, калибровали датчики температуры, вели отметки на лентах электронных самописцев, производили запись в бортжурнале. А иногда, когда случались неполадки в самой аппаратуре, бесстрашно отстегнув ремень на поясе, спускались в темный СВЧ-"полуподвал", где размещались радиометры. Замечу, за что и получили звание "дети подземелья".
Однако были и такие среди нас, кто, побывав однажды в подобных "передрягах", отказывались от дальнейшего участия в полетах. Без осуждения, с пониманием - ну, что поделаешь, не выдержали нервы, - для таких всегда была работа на земле по обработке самолетных данных, по их сопоставлению с опорной информацией, которую нам поставляли суда погоды и метеорологические станции.
И все же, несмотря на трудности полетов над Атлантикой, пилоты наши были поистине "на высоте"! Оказался молодцом и Ил-18 - один из лучших самолетов, сработанных в КБ Ильюшина, который героически преодолел весь арсенал имевшихся в запасе у тропической стихии перегрузок. Все выдержала и отработала без сбоев все 107 дней эксперимента и СВЧ-аппаратура, которая имела грозное название "Гроза". И это имя ей дали не случайно. Это был, так скажем, своеобразный отклик когда-то знаменитого романа Даниила Гранина. "Иду на грозу!" - название крайне опасных, но очень важных для метеорологической науки исследований, которыми занимались его герои. Я вижу, что роман не устарел, и его читают и сейчас мои студенты. А тогда в 1950-е, еще до моего прихода в Обсерваторию, ныне маститый автор - классик, а в те годы выпускник электромеханического факультета Политеха инженер Гранин принимал участие в полетах на "Бостоне" - одном из самых первых летающих лабораторий ГГО. Вовлек его в исследования грозового электричества профессор Илья Имянитов, один из выдающихся авторитетов в этой области науки, который стал и прототипом главного героя. А там, в полетах в Африке для изучения собственного радиоизлучения атмосферы использовался пятиканальный сканер-поляриметр "Альфа", аналог спутникового комплекса, запущенного СССР впервые в мире на ИСЗ, имевшем номер "Космос-243".
Однако опыт нашего участия в АТЭПе продемонстрировал, что в технике мы отстаем, и нам необходимо срочно "догонять" американцев. Аппаратура явно морально устарела, ей не хватало быстродействия, чувствительности. И именно поэтому нам приходилось, рискуя жизнью, переходить на малые высоты, на "бреющий" режим полета. А главное, у нас использовались зеркальные антенны и механическое сканирование луча, а на "Галилео-2" и на американском спутнике "Нимбус" уже стояли новейшие высокоточные антенные решетки (ФАР).
Поэтому буквально сразу ж по возвращении из Сенегала мне удалось уговорить профессора К.С. Шифрина (1918-2011), моего научного руководителя в аспирантуре ГГО, теоретически обосновавшего идею многоспектральной микроволновой диагностики Земли и атмосферы, отправиться в ЦНИИ "Электроприбор" к специалистам в области радионавигации и радиоастрономии. "Ленинград город маленький", - как говорил герой одного из популярных кинофильмов, высочайший уровень их разработок для радиослежения за излучением звезд и небосвода был нам известен. Принял нас Владимир Григорьевич Пешехонов, молодой доктор наук, талантливый ученый, который и возглавлял эти работы, и который откликнулся на наш "призыв" и согласился помогать "дистанционщикам" природоведам. Но предложил нам это делать через ЛПИ и Дмитрия Владимировича, с которым он учился и о котором отзывался как о большом ученом и об ответственнейшем человеке: "Если Шанников возьмется, то суперсовременный ФАР у геофизиков на самолете будет!", - глядел, как воду, профессор Пешехонов, ставший впоследствии действительным членом Академии наук, лауреатом Ленинской премии и директором этого очень серьезного института.
Отмечу, что Д.В. к тому моменту был тоже уже известным в городе ученым, имевшим заслуги как в области теории и техники антенн, так и в подготовке инженерных кадров. Его выпускники работали у нас в Обсерватории, а в ЛПИ на кафедре трудились его аспиранты, которых он продвигал к вершинам радиофизической науки. Однако, без преувеличения, могу сказать, в последующие годы его научная активность вышла на совершенно новый уровень. От разработчика аппаратуры, пусть и одной из самых точных у нас в Союзе, он пришел к созданию новейших интеллектуальных технологий дистанционной диагностики земли и атмосферы. Он получил реальную возможность внедрения собственных идей, своих теоретических новаций в практику аэрокосмических исследований. То есть оказывать влияние на ход развития научного прогресса у нас в стране и в мире. Результаты этих работ были использованы им и при написании докторской диссертации, но получение ученой степени не было для него главной целью жизни.
Так что следующим этапом стал мой уже одиночный поход в ЛПИ для "наведения" мостов. Но, даже получив поддержку у Пешехонова, полной уверенности в успехе переговоров не было, поскольку у ВУЗовской науки в те годы были большие собственные "внутренние" НИРы. Поэтому технические институты не нуждались в деньгах и на взаимодействие с "заказчиками" со стороны шли неохотно. Так что шел я в Политех с волнением. Почти таким же, как перед экзаменом по антенно-фидерным устройствам в своем "родном" ЛИАПе - ГУАПе, который я окончил, и где сейчас преподаю. Как я исполню ответственную "миссию", доверенную мне академиком Кондратьевым? Как меня примут "киты" радиофизики?
Сорок лет прошло, но заседание это я помню очень хорошо. Как собирался "цвет" тогдашней кафедры, и как Д.В., как опытнейший педагог, почувствовав мое волнение, представляясь, с приветливой улыбкой заметил: "Прошу запомнить. Я не Санников, не Щанников, даже не Шинников, как меня порою величают, а Шанников!". Напряжение снялось, все стало на свои места. Я почувствовал в нем человека с юмором, лишь не намного старше меня по возрасту коллегу. И в тон ему ответил: "О чем Вы, Дмитрий Владимирович! В фамилии Вашей я не ошибусь! Мир тесен! Ваш отец, профессор Владимир Михайлович Шанников, преподавал у нас теорию машин и механизмов!".
Разговор был долгим. Я рассказал о созданных в Обсерватории методиках дистанционной съемки температуры и волнения моря, об измерениях минерализации и загрязнения водоемов. О возрастании требований к аппаратуре, к ее надежности, стабильности, необходимости защиты от помех и собственного теплового поля самолета. Тревожной представлялась ситуация с заменой механических антенн на электронное сканирование и обеспечение его высокоточной внешней калибровки, с необходимостью отказа от аналогового выхода сигнала и перехода на цифровую регистрацию, на ЭВМ, и множестве других технических проблем.
Аппаратуру предстояло разрабатывать вначале в самолетном варианте, а в случае успеха предполагалось разместить ее на ИСЗ. Полеты будут проводиться в основном на Каспии, поскольку, согласно развиваемой нами в ГГО идеологии, схема "самолет-море" является моделью дистанционных измерений "спутник-океан". Затем натурные испытания будут перенесены на север в Арктику, предполагается ее использование в интересах Гидрометслужбы на Камчатке, Чукотке и на Сахалине. Однако для гарантии реального внедрения незнакомой для метеорологов информации в практику перед отправкой аппаратуры в космос потребуется провести проверку ее работоспособности на борту исследовательского судна. Рейсы планируются в Тихом и в Индийском океане.
Важнейшим направлением нашей совместной деятельности должна стать разработка технологии дистанционного картирования влажности и влагозапасов почвы, информация о которых необходима сельскому хозяйству. При этом полигоном будут целинные земли Казахстана и Западной Сибири, а также Херсонская область, где огромные пространства сельхозугодий дают возможность использовать аппаратуру различного пространственного разрешения.
Не утаил я от радиофизиков и об опасности таких работ. Но, несмотря на это, все как один решили начинать новый род деятельности. Среди коллег единомышленников Д.В. в первую очередь хочу отметить доцента Олега Борисовича Утробина, плодотворно работавшего в "научной связке" ГГО - ЛПИ. Отмечу и Владимира Константиновича Пилипенко, много сделавшего для успеха общего дела, а также исключительно деятельного сотрудника кафедры Виктора Александровича Воронина. Значителен вклад и доцента Владимира Александровича Кессениха - высококвалифицированного обстоятельного научного сотрудника, которого Д.В. пригласил в свою аэрокосмическую группу несколько позже. Никто не испугался реальных непридуманных моих "страшилок". После прохождения курса обучения и экзамена "на прочность" - прыжка с парашютом с досаафовского легкомоторного самолета, все они, получив соответствующий сертификат борт-аэролога, успешно работали на Ил-18 ГГО. Участвовали они и в наземных и морских экспедициях, в которых проводились радиофизические съемки акваторий, льда и суши. Работы эти выполнялись во всех регионах необъятного тогда Советского Союза: от Мурманска до Южно-Сахалинска и Анадыря, от мыса Шмидта и Норильска до Баку, от Ашхабада до Бухары, Хивы и Самарканда, от Риги до о. Диксон, Хатанги и Чокурдаха.
Продолжались эти наши совместные аэрокосмические исследования вплоть до "перестройки и гласности", когда "яйцеголовые" мудрецы гайдаровцы назвали наше героическое время, а, следовательно, и работу таких подвижников науки, каким был профессор Шанников, застоем. И без тени сомнения приспособили наш самолет и наших героических летчиков, трудившихся под началом знаменитой военной летчицы, первой женщины, удостоенной звания Героя Советского Союза Валентины Гризодубовой, под "рыночную экономику". Согласно их представлениям о рынке, перевели наш Ил-18 на прямое "транспортное" его назначение, переделали во "фруктовоз" и направили на перевозку дынь и арбузов из Средней Азии в Москву. А об установке аппаратуры на ИСЗ нам попросту предложили забыть! Так что теперь российские метеорологи и океанологи оказались у разбитого корыта и вынуждены пользоваться чужими спутниковыми снимками, получаемыми за очень большие деньги с зарубежных космических носителей!
О петербуржском интеллигенте Дмитрии Владимировиче Шанникове
Благодарю судьбу, еще одним итогом знакомства с Д.В. стала наша дружба, наша взаимная симпатия. Д.В. был не только выдающимся ученым, но и исключительно приятным высоко порядочным разносторонне образованным высококультурным человеком. Нас связывали не только профессиональные интересы, но и общие увлечения. Д.В. любил многотрудные горные и байдарочные походы. Поэтому у нас всегда находились темы для воспоминаний о русских просторах, на которых нам посчастливилось бывать, и о тех препонах и преградах, которые мы в них преодолели. Я счастлив, что мы сумели совершить, пусть и несложное по категории "туристской сложности", но очень памятное совместное путешествие по реке Ветлуге. Какие первозданные по красоте и чистоте природы открылись нам места, где обитали в былые времена раскольники старообрядцы, быт и страсти которых описаны Мельниковым-Печерским в романах "В лесах" и "На горах".
А как мы с Д.В. выживали в глухие 1990-е! Как справлялись с трудностями, поддерживая друг друга в трудную минуту. Это, можно сказать, целая "поэма", как мы решали наши материальные проблемы, решив при этом и одну из самых необычных задач радиофизической науки. В те времена всеобщего разорения и обнищания обычным делом стали кражи продуктов со складов и из магазинов. И одной из наиболее чувствительных потерь для нарождавшегося класса частных предпринимателей стал вынос с хладокомбинатов мяса, рыбы и прочих охлажденных пищевых продуктов. Прятали "под полой" так ловко и искусно, что не помогало ни тщательное "ощупывание" на проходных, ни фотофиксация, ни контроль в тепловом инфракрасном диапазоне. Ничто не могло справиться с "отловом" идущих массовым потоком "несунов"!
"Не придумаете ли Вы что-нибудь?" - с таким экстраординарным предложением обратились к нам с Д.В. до той поры непривычные "заказчики". И что особенно "пикантно" в той перестроечной ситуации, "навели" их на нас мои стародавние флотские товарищи, с которыми мы до распада СССР весьма успешно изучали тепловое радиополе военных кораблей стран блоков НАТО и СЕАТО! И мы придумали, и было это почти гениально! Шутка, конечно, но в каждой шутке, как говорится, только доля шутки! Жаль, что забыли запатентовать идею.
Попытаюсь популярно объяснить, в чем был смысл нашего решения проблемы "несунов". Как известно, температура человеческого тела в нормальном состоянии 36, 6 градусов, а у неоттаявших продуктов, украденных из холодильника, она намного ниже. Так вот, если поместить антенны СВЧ радиометра на проходной мясокомбината или на выходе из магазина, то они на все 100 процентов обнаружат кражу, фиксируя "радиконтраст" холодного предмета на теплом теле человека! И более того, радиоволны имеют свойство проникать через поверхность ткани, тем самым позволяя фиксировать любой предмет, упрятанный не только под одеждой, но даже в самых, пардон, сокровеннейших и интимнейших местах, куда их прятали воришки!
Опережая ход событий, скажу, что позже эта идея была нами развита для создания технологии аэрокосмического учета морских животных в Арктике, за которую я выдвигался на Государственную премию Российской Федерации. Но об этом позже. А тогда в перестройку после внедрения нашей разработки в "практику" российской советской торговли выносы продуктов полностью прекратились, но "торгаши" - новые хозяева жизни нас, как и следовало ожидать, обманули. "Кинули", как теперь говорят в народе. Заплатили какие-то копейки. Правда, продукты, которые мы "радиотестировали" в режиме "заморозка - разморозка", по окончании проверки "работоспособности" метода, оставили. Для "личного потребления"! Так что у нас вдруг появились на обеденном столе сразу же и различные сорта говядины, и свинина, и баранина, и свежезамороженная рыба, прошедшая предложенный нами высокоэффективный дистанционный СВЧ контроль.
И еще одно воспоминание из времен еще более суровых, когда продукты вообще полностью исчезли с прилавков магазинов, но люди науки продолжали активно трудиться, хотя и не знали порой с вечера, чем утром накормить детей. Помню, поздней осенью работали на Ладожском озере на съемках термического бара. Но из-за непогоды пришлось прерваться и искать стоянку в Приозерске. Ночевали прямо на судне в крохотной каюте, расположенной под палубой. Тесновато, конечно, но даже по-своему и приятно - один другого согревает своим теплом. Стеклянный люк, прорубленный прямо у нас над головами, через который в разрывах облаков проглядывают звезды. И долгие беседы за полночь о жизни и о будущем России - прекрасные воспоминания! Наутро Ладога еще штормила, и мы решили организовать экскурсию по историческому центру Приозерска. Признаюсь честно, что побочной целью нашего похода, как говорил генералиссимус Суворов, служивший здесь когда-то комендантом, было "разграбление" города! Но безнадежно, всюду пусто. И вдруг Д.В. заходит в один из магазинов, размещавшийся в бывшей церкви и, помню, как сейчас, вдруг возвращается с большим кульком чего-то непонятного, обернутого в грязно-серую бумагу. "Манная крупа! Я занял очередь на вас. Заходите, дают по килограмму в руки!". Рассказываю здесь об этом, чтобы, чем черт не шутит, вдруг кто-то из последующих поколений "россиян" наткнется вдруг на эти записи, пусть осознает, в каких условиях мы продолжали заниматься своей аэрокосмической наукой.
И еще один-два эпизода, иллюстрирующие высокие личные качества Д.В. Во времена СССР поездка за рубеж означала не только международное признание работника науки, но и, так скажем, давала некую прибавку к семейному бюджету. При том немалую! Однако, уже при первой нашей встрече Д.В. показал себя ученым и настоящим человеком, достойным уважения, бессребреником, готовым работать за идею! "Сам я вряд ли смогу поехать за рубеж, - сказал он мне. - Из-за огромной лекционной моей нагрузки заведующий кафедрой Михаил Иосифович Конторович в рейс меня не пустит". В итоге в экспедицию (и не одну!) в тропические экзотические страны Д.В. командировал своих сотрудников.
И еще один запомнившийся случай. Однажды выяснилось, что высочайшей сложности работу по изготовлению двух рупорных антенн для судна с огромной гофрированною линзой из радиопрозрачного полистирола можно исполнить лишь на высокоточном прецизионном оборудовании, имеющемся в Ленинграде в единственном комплекте. И находилось оно в НИИ Постоянного тока - чужой "непрофильной" организации. Но более того, качественно изготовить эти линзы может лишь один из работающих там фрезеровщиков, которого нет в городе во время подготовки к отлету сотрудников Д.В. во Владивосток. В итоге только за "право" пользования уникальным станком он деньги выложил из своего кармана! Насколько помню больше 100 рублей, а это месячная зарплата инженера в те времена! А сами эти рупорные антенны он точил сам! Все, кто работал с профессором Шанниковым, помнят, что он был мастер на все руки - золотые руки! И до сих пор на кафедре при проведении практических занятий используют его умелые приборные "поделки". Однако, умолчу о том, как эти две огромные и тяжеленные антенны - линзы переправлялись через опутанный колючей проволокой забор НИИПТ. Ведь победителей не судят, а калибровку спутника по данным измерений судна мы обеспечили!
Но "справедливость" все-таки, как и положено, восторжествовала, и профессор Конторович однажды выпустил Д.В. "на волю". Так что и ему довелось принять непосредственное участие в подспутниковом эксперименте в Индийском океане. Исследования муссонной циркуляции проводились с помощью СВЧ аппаратуры, разработанной в ЛПИ, которая была размещена на НИС "Академик Ширшов". И Д.В., конечно же, был переполнен впечатлениями от впервые увиденной "заграницы", от экзотики острова Кергелен, Маврикия, "бананово-лимонного" Сингапура и Новой Зеландии. Д.В. был глубоко русским человеком, патриотом, но все же "западником", так что не удивительно, что самое большое впечатление на него произвел Веллингтон - провинциальный "сколок" со столицы Великобритании.
И еще. Об исторической памяти и непоказном глубинном уважении Д.В. к "alma mater". Не побоюсь высоких слов, о почитании им родного института, стены которого украшены портретами больших ученых, здесь обучавшихся и сумевших сделать огромный вклад в развитие отечественного образования и науки. В белоколонном здании ЛПИ прошли студенческие годы Дмитрия Владимировича, здесь ему вручили "красный" диплом. Здесь результативно он трудился почти полвека, то есть половину истории Политехнического института, позволив себе лишь краткий перерыв на переход в столь же достойный и солидный ЦНИИ им. академика А.Н. Крылова.
Я уже упоминал, что окончил институт авиаприборостроения, который теперь носит имя университета. Новопровозглашенные мои универсанты в своем большинстве хорошие ребята. Они порядочны, нелживы, нравственны. Совсем свежий пример. Недавнее катастрофическое наводнение на Амуре и акция ТВ по сбору пожертвований на ликвидацию последствий. И вдруг я случайно выясняю, что двое из моих студентов из группы будущих инженеров-экологов, оказавшись перед экраном телевизора, отправляют из своих ничтожных, знаю точно, средств SMS-ки с деньгами. И не считают это каким-то особым действом. Но, увы, при этом расхлябанность, смешение понятий о нормах поведения, отсутствие цивилизованности. Когда встречаю в коридорах моего ГУАПа, построенного Фельтеном в качестве путевого дворца императрицы Екатерины Великой, расхристанных парней в бейсбольных кепках шутовской раскраски, на контрасте, невольно вспоминаю одно из моих прежних посещений ЛПИ. Как сейчас, передо мной эта картина. Жуткий холод, на редкость суровая зима. Мы с Д.В. подходим к дверям Главного корпуса, но все еще находимся еще на улице. Д.В. по-спортивному подтянут, тщательно аккуратно одет, и, как человек воспитанный, гостя пропускает перед собой. И тут же, я не успел даже опомниться, нет - не снимает, а резким натренированным движением альпиниста - байдарочника сбрасывает с себя теплую меховую шапку. Там, прямо на морозе, до входа в спасительный уютный вестибюль! Вот это я считаю примером исторической памяти русского интеллигента, у которого в крови почтение к результатам труда предшествующих поколений.
Перспективы аэрокосмической науки в нашей стране
Хорошо помню и свой последний разговор с Д.В., который тоже был связан с нашей работой. Я знал, что он болеет, что ему плохо, но что настолько - не предполагал. Поэтому и позвонил, собираясь предложить, как "заключительный аккорд" нашей экспедиционной аэрокосмической деятельности, участие в эксперименте на борту атомного ледокола. Я работал тогда в Центре имени Нансена, и норвежцы подхватили разработанную в ГГО идею подспутникового эксперимента, когда вновь создаваемые технологии дистанционного зондирования Земли из космоса апробируются на "ключевых" полигонных участках арктических морей. Для этого вдоль трассы Севморпути располагаются исследовательские суда и ледоколы, на которых осуществляется программа опорных инструментальных измерений морского льда различного происхождения и сплоченности.
Д.В. снял трубку сам, но голос его был тихим и слабым. Я почувствовал, что ему нехорошо, но всё же осмелился и рассказал о новых планах и новых предложениях ему и его коллективу. Он выслушал меня молча, не перебивая, и, как мне казалось, даже оживляясь по временам, когда речь заходила об аппаратуре и методологии подспутниковых измерений. А когда я закончил, он помолчал еще какое-то мгновение, а затем с трудом полушепотом, но в столь знакомой и привычной мне мягкой интеллигентной своей манере произнес одну единственную фразу, которую забыть невозможно: "Нет! На этот раз не получится. Финита ля комедия!".
Да, он умирал, но умирал достойно, мужественно, осознавая тщетность человеческих усилий и страстей, но и их необходимость. Не было жалоб на болезнь, горечи отчаяния, лишь сожаление и даже извинение, что вот мог бы он и еще сделать что-то нужное и полезное для науки, но, увы, не получается…
Не хочу завершать свои воспоминания на грустной ноте, не хочу прощаться. Пока пишу, Дмитрий Владимирович и другие, здесь упомянутые наши друзья и коллеги, которых посчастливилось нам встретить, и с которыми мы работали на благо нашей страны, на развитие ее науки, как будто бы и живы. Пока пишу, погружаюсь в то наше время, в наши дела, многие из которых без преувеличения становились деяниями! Нет, наша работа не была напрасной. Успех научной деятельности Д.В. подтверждается многочисленными публикациями в академических и ведомственных научных журналах. В Трудах Главной Геофизической Обсерватории им. А.И. Воейкова, которые в те годы имели в научном мире самый высочайший рейтинг, и, по свидетельству коллег, бывавших в служебных командировках в США, тотчас же после выхода в свет переводились на английский язык и поступали в библиотеку Годдардовского центра НАСА.
Для ученого важно, чтобы идеи, им сформулированные, были живы, чтобы они работали, а дело, которому он отдавал жизнь, продолжалось. Результаты теоретической и научно-экспериментальной деятельности профессора Д.В. Шанникова остаются в разработанных им аэрокосмических приборах. Отмечу и Государственную премию СССР, полученную рядом сотрудников ГГО за метод спутникового СВЧ картирования влажности почвы в интересах сельского хозяйства, аппаратурный измерительный комплекс которого создавался, в том числе, и усилиями Дмитрия Владимировича. Вспомню и авторское свидетельство на изобретение, полученное им в составе коллектива авторов из ЛПИ, ГГО и "Электроприбора" за разработку и внедрение в практику антенной фазированной решетки.
Временщики и обманщики, которые нынче пытаются разваливать Академию наук России, в качестве главного "аргумента" выставляют низкий "индекс цитируемости" российских исследований в иностранных журналах. При этом делают вид, что не понимают, что замалчиваются наши достижения сознательно, что противостояние России с западом не закончилось, и холодная война продолжается. Лара Я., выпускница ФРЭ, "мисс радиофизика" 1968 года, 30 лет проработавшая в Швейцарии, узнав о моем переходе в европейский исследовательский центр, предупреждала: "Не рассказывай им все, что знаешь. Умыкнут с любезной улыбкой без ссылки на первоисточник!". Так оно и случилось. И не только со мной. Академика К.Я. Кондратьева, члена Американской академии наук и искусств, автора более 1000 научных работ, опубликованных практически во всех ведущих книгоиздательствах мира, после его смерти не цитируют! Вспоминают разве что Труды экспедиции "Беринг".
Истинная подоплека нынешних "рейдерских" атак на РАН проста. Она экономическая. Большевики, хоть и оказались агентами германского генерального штаба, в большинстве своем были людьми образованными, закончившими лучшие немецкие университеты. Науку они уважали, поэтому после захвата власти отдавали ученым царские дворцы и особняки знати, которые теперь понадобились нынешним алчным приватизаторам. А разговоры о том, что в Академии все плохо, за 30 серебряников поддержала наша продажная пресса. А где, в какой сфере общественной жизни России сейчас благополучно под началом вороватых столичных боссов? Руководство РАН не "изобличать" надо, а памятник ставить за то, что, сдавая в аренду помещения, умудрились спасти от деградации хоть какие-то остатки отечественной фундаментальной науки, сохранив ее кадры от физического вымирания, на которое они обрекались преступными ельцинскими "реформами".
Активные действия по развалу фундаментальной академической науки (это же додуматься, в какой нормально мыслящей голове могла родиться такая бредовая идея!) лишь часть общего плана по уничтожению России. Это звено в длинной цепи целенаправленных действий по ликвидации нашей армии, по сворачиванию столетиями отработанной системы высшего образования, уничтожению отечественной индустрии и сельского хозяйства.
Расскажу о том, что связано с рыбной промышленностью и использованием ею аэрокосмической информации. Авиаразведка рыбы в прежние времена была организована во всех бассейновых управлениях Минрыбхоза и была поставлена на высочайший уровень, обеспечивая промысел оперативными данными по всем морям и океанам. Тогда самолеты, принадлежавшие рыбопромышленному объединению "Севрыба" и Полярного института морского рыбного хозяйства и океанографии, летавшие на поиск рыбы в Северной Атлантике, базировались не только в России, но и в аэропортах Норвегии и Исландии, на Шпицбергене. И эти затраты окупались. Когда мои коллеги из ПИНРО сбрасывали по радиоканалу на наши суда сведения о районах, где сбивается в косяк скумбрия или атлантическая сельдь, капитаны рыболовецких флотов, собиравшихся сюда на промысел со всего мира, были готовы буквально вжаться в наушники своих радиостанций, чтобы уловить хотя бы обрывки этой аэрокосмической информации.
Сейчас рыбразведка практически прекратила свое существование, а наши рыбаки стали мелкими товаропроизводителями, частниками, которым невыгодно везти улов в родной порт, где их обирают, как липку. И поэтому и перебрасывают они свою рыбу европейцам, вроде бы людям порядочным и честным - но до тех пор, пока не замаячит выгода. А от знаменитой некогда "Севрыбы" осталась, по данным Интернет, лишь медсанчасть! Да и ту местные горячие головы, действующие в "фарватере" распоряжений центральной власти, собираются объединить с областной клинической больницей!
И все-таки хочу закончить эти записки на позитиве. Это с нами ни в первый раз. Еще не вечер, и придут иные времена. Россия одумается, все станет на свои места, а временщики и их прислужники уйдут в небытие. Есть перспективы у отечественной науки. И, в качестве примера, расскажу, как в нынешние не лучшие времена справляется с попытками уничтожения отечественная маммалогия (териология), занимающая изучением морских млекопитающих. Несколько лет тому назад, но уже после смерти Дмитрия Владимировича, мои научные пути-дороги вновь пересеклись с академиком В.Г. Пешехоновым, правда, на этот раз заочно. В начале 2000-х годов я познакомился с группой ученых гидробиологов - экологов, которые исследуют миграции ледовых форм тюленей, моржей, белух и контролем их численности. Они оказались совершенно уникальными, я бы даже сказал святыми людьми, беззаветно преданными своему делу, нежно любящими своих подопечных и оберегающими среду их обитания. Едва изобрели аэроплан, а они уже придумали, как с него контролировать благополучие мормлеков. И уже в 1920-х годах в России была организована первая в мире "служба спасения" морского зверя. Используют для этой цели фотосъемку, а также (вспомните рассказ о воришках - "несунах") и инфракрасные тепловые датчики. Но теперь у них на самолете есть компьютер, который ведет учет животных в автоматическом режиме, различая их по возрасту, размеру и даже полу! И датчики такие чувствительные, что, как говорят, через "пару-тройку" лет прямо с самолета можно будет различать цвет глаз у матери и приплода! Так что отлетали, вернулись на базу, и готов полный отчет о состоянии и численности популяции!
Как только их ни ломали, ни крушили московские "разумники" псевдо-экономисты, под корень урезавшие им финансирование. Но победить этих людей было невозможно! Они же русские, готовые всем жертвовать во имя спасения безгласных беззащитных обитателей морских глубин. Ходили в прямом значении этого слова "с шапкой" по миру в поисках добровольных частных пожертвований, и единственные, наверное, в России сохранили свой исследовательский самолет. Правда, пришлось "пересесть" на маленький Л-410, радиус действия которого, увы, ограничен. Но и тут выкрутились! Придумали, вышли из положения мои ученые друзья маммалоги. Аппаратура у них теперь микроминиатюрная, и в салоне полно свободного места. Затащили на борт дополнительный топливный бак от вертолета, и теперь, совсем "как большие", летают по 7-8 часов. Иностранные специалисты только удивляются. Это же "книга рекордов Гиннеса" для такой крохотули! Но ничего, работают! С риском для собственной жизни производят авиаучеты в самых отдаленных частях Ледовитого океана, куда по технике безопасности летать не дозволено.
Я безмерно счастлив, что знаю этих энтузиастов. Впрочем, я им тоже пригодился. Всю Арктику, ведь, не охватить. И поэтому мы придумали, как увеличить охват обозреваемых акваторий, привлекая "метод горячих точек" и данные той самой СВЧ радиометрии, которой многие годы мы занимались с проф. Д.В. Шанниковым. Плюс еще спутниковый РСА радиолокатор. Правда, сейчас он заграничный, не наш, но сама идея (помните, сколько у нас идей!) впервые была тоже придумана в Советском Союзе. В итоге вся эта работа, в которой был и мой раздел, получила большой резонанс в мире и была представлена на Премию Совета Министров РФ по разделу морских гидробиологических исследований. Прошли жесточайший конкурс, все и всяческие предварительные туры, и вышли, как говорят спортсмены, в финал. Оставались только мы и геоэкологический атлас РФ, созданный географами из МГУ.
И тут, на этом этапе я вдруг вспомнил, а, ведь, аэрокосмический радиофизический вклад в эту работу проистекает из тех исследований, которые мы проводили с ЛПИ и "Электроприбором". И не попытаться ли мне вновь встретиться с академиком В.Г. Пешехоновым, который является членом комиссии по присуждению Госпремий. Но не получилось! В.Г. был вызван к Полпреду Президента Клебанову, и прямо от него улетел на заседание комиссии. Премию в итоге дали москвичам, весьма достойным людям, вполне заслуживавшим этой награды. Но может быть и хорошо, что не встретились. Получили бы вдруг премию, возникли сомнения, что использовали "рычаги" знакомств. Главное, ведь, в жизни, как считал незабвенный Дмитрий Владимирович, не диссертации, не деньги, не премии, а сама работа и наше весьма успешное участие в конкурсе, в котором мы дошли до почетного второго места.
Так что все не так уж и плохо. Я оптимист и верю, что мы выживем и будем жить нормально, не по воровским законам. Научные разработки и научные идеи, описанные в трудах профессора Д.В. Шанникова и других не менее талантливых его коллег, будут востребованы научным сообществом, которое по достоинству оценит опыт и творческие достижения своих предшественников, воспользуется ими! Пробьемся опять и в космос, и вновь увидим в небе отечественные метеорологические, океанографические, природно-ресурсные и экологические спутники с СВЧ радиофизической спектрально-поляриметрической аппаратурой на борту!
* *
*
Профессор В.В. Мелентьев - руководитель ряда крупных международных и национальных программ многоцелевых
научно-прикладных аэрокосмических исследований на борту самолета - лаборатории Главной геофизической
обсерватории им. А.И. Воейкова Ил-18.
Академик Кирилл Яковлевич Кондратьев, основоположник отечественного космического землеведения,
1972 г.
Исследовательские полеты по созданию технологии аэрокосмического мониторинга ледяного покрова
в Арктике и эмблема советско-американского микроволнового эксперимента САМЭКС, 1976 г.
"Радиопортрет" планеты Венера, полученный советскими КА "Венера-15" и "Венера-16"
с помощью аппаратуры "Омега - V", натурные испытания которой производились на Дальнем Востоке на борту
самолета ГГО. На врезке - снимок вершинного кратера самого высокого
действующего вулкана Курильской гряды. Кооперация с Институтом вулканологии АН СССР и ОКБ МЭИ, 1982 г.
Профессор Дмитрий Владимирович Шанников - один ведущих специалистов
в области разработки радиофизической аэрокосмической аппаратуры.
Совещание перед началом эксперимента САМЭКС (справа налево): зам. директора ГГО проф. В.Д Степаненко;
проф. В.В. Мелентьев, руководитель научной программы на борту НИС "Академик Королев"; к.т.н. О.А. Зенкевич;
начальник летной экспедиции Б.А. Дерюгин; к.ф.-м.н. Ю.И.Рабинович; маршрут ХVIII рейса
НИС, 31.07-03.12.1976 г.; рабочий момент подспутниковых измерений состояния атмосферы и волнения
моря (исследования проводят сотрудники кафедры радиофизики ЛПИ В.К. Пилипенко и Ю.В. Рыбаков);
высокоточная антенная система (ФАР), разработанная в кооперации с ЛПИ и ЦНИИ "Электроприбор"
для проведения всепогодного мониторинга моря
в режиме электронного сканирования; на стене кабинета - авторское свидетельство на ее изобретение.
Летающая лаборатория NASA Conveir-990 "Galileo-1", его научный штат и экипаж.
Снимок сделан после окончания эксперимента "Беринг" в аэропорту г. Анкоридж, Аляска за 3 дня
до трагической гибели самолета, происшедшей 13 марта 1973 г. при заходе на посадку на авиабазе NASA
в Калифорнии. На врезке: исследовательские вертолеты NASA собирают пробы льда на подспутниковом
полигоне в районе расположения советского исследовательского судна погоды НИСП "Прибой".
Испытательный полет самолета "Galileo-2", оснащенного измерительной аппаратурой аналогичной Ил-18 ГГО,
перед отправкой его в экспедицию АТЭП. Калифорнийский залив, или море Кортеса, мост Golden Bridge,
июнь 1974 г. Этот исследовательский самолет также погиб при проведении подспутниковых экспериментов.
В.В.Мелентьев:
Пожелание коллег-американцев, сделанное после окончания АТЭП при нашем прощании в Дакаре.
Они зашли ко мне проститься и, не застав, сделали эту надпись на оборотной стороне конверта.
Перевод прощальной записки: "Это был грандиозный эксперимент и было большое удовольствие
работать с такими превосходными коллегами из СССР и других наций. Желаем благополучного возвращения
домой. Эрл Петтерссон (руководитель научной программы на борту “Galileo-2”)
и Джо Солей (разработчик спутниковой и самолетной СВЧ микроволновой аппаратуры). 23.09.1974 г.".
Эти слова наших американских коллег из NASA приобретают особое звучание в нынешние дни, ибо дают надежду
на примирение России и США. Ведь не только воинствующие монстры обитают за океаном, есть там и трезвые
ученые головы, относящиеся к нашей стране и ее научному потенциалу с высочайшим уважением.
Спутниковая метеорология: полеты "крыло в крыло" с целью взаимной калибровки спутниковой, самолетной
и судовой аппаратуры: а) эксперимент "Беринг", совместный испытательный полет Ил-18 ГГО и Ан-24 АНИИ;
б) эксперимент САМЭКС, район о. Итуруп, режим "этажерка": Ил-18 должен пролететь в поле "зрения" антенн
судовой радиофизической аппаратуры на минимально возможной высоте, почти касаясь надстроек судна;
в) эксперимент АТЭП, Ил-18 ГГО в совместном полете с самолетом С-130 Метеослужбы Великобритании,
с борта которого и сделан
снимок; г) АТЭП, "Галилео-2" (в центре), высотная летающая лаборатория NASA "Сабрелайнер" и Ил-18 ГГО.
Космическая океанография: разработка метода спутникового радиокартирования морского волнения,
грозовой облачности и осадков. На врезке: запуск высотной метеорологической ракеты
с борта НИС "Академик Королев". Муссонный эксперимент "МОНЭКС", Индийский океан, 1986 г.
Использование аэрокосмических средств для контроля биоразнообразия арктических морей
(спутниковая геоэкология): учет численности и щенных миграций гренландского тюленя с использованием
самолета-лаборатории Ан-24 "Арктика" Полярного института морского рыбного хозяйства и океанографии (ПИНРО).
На врезке: снимок щенной залежки в тепловом инфракрасном диапазоне, на котором животные в зависимости
от размера и возраста фиксируются в виде белых точек различной и яркости. Белое море, март 2002 г.
Прикладное народно-хозяйственное использование аэрокосмических средств: в интересах рыбной отрасли:
разработка метода лидарного зондирования для обеспечения разведки рыбы в Норвежском море и авиаучета
белухи (млекопитающих из семейства дельфинов подотряда зубатых китов) с использованием самолета Л-410 "Норд".
На врезке вверху слева: камчатский полигон
эксперимента САМЭКС, перелет птиц в юго-восточную Азию, отбившиеся от стаи птицы ищут защиты у человека.
Очередь в павильон СССР на Всемирной выставке "Экспо-1986", Ванкувер, Канада, в качестве экспонатов которой
были представлены стыковочный модуль космических кораблей "Союз-19" и "Аполлон" проекта "ASTP - ЭПАС",
шлюз выхода в открытый космос, а также НИС "Академик Ширшов"
и комплекс аэрокосмической радиофизической аппаратуры "Омега - Скан", разработанной ГГО и ОКБ МЭИ.
Рабочие моменты Международного эксперимента "Интеркосмос" - "Внутренние водоемы" и открытка с видами г.
Ческе-Будейовицы, где проводилось совещание по его итогам, на которой поставили свои
подписи космонавты из пяти социалистических стран, принимавших участие в исследованиях, 18 октября 1989 г.
Внедрение методов и средств аэрокосмического землеведения в практику проводки судов по трассе Северного
Морского Пути: фотографии атомных ледоколов, "Ямал", "Таймыр" и "Советский Союз", на которых в 1993 -1998 гг.
проводились
комплексные подспутниковые исследования по выбору оптимального пути во льдах, включая отбор проб льда.
Конверты Почты России, посвященные 60-летию высадки дрейфующей станции "Северный полюс -1" и 10-й годовщине
ввода в эксплуатацию атомного ледокола "Россия" с памятными юбилейными гашением, сделанными на борту
а/л "Советский Союз", "Ямал", "Россия", "Арктика", "Вайгач", "Таймыр" и атомного лихеровоза "Северный
Морской путь", на которых в 1990-2000-е проводились работы по практическому использованию результатов
наших многолетних
работ в области аэрокосмической дистанционной диагностики параметров состояния Земли и ее атмосферы.